Читаем Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 полностью

Обращают на себя внимание еще два аспекта. Во-первых, треть жертв гражданской войны — это погибшие не в боях, а в ходе так называемых «красного» и «белого террора», причем убийства совершались не регулярными армиями, а военизированными группировками и действовавшими вне правового поля военно-полевыми судами{190}. Этот аспект конфликта, отличавший его от «нормальной» войны, самым серьезным образом сказался как на восприятии финской гражданской войны ее современниками, так и на том месте, которое она с тех пор занимает в памяти финского народа. Во-вторых, до гражданской войны Финляндия исключительно долго — с 1809 года — жила в условиях мира. Она не была непосредственно затронута Первой мировой войной и не имела собственной армии. Финны не были обязаны проходить службу в русской армии, и лишь немногие жители страны имели хоть какую-нибудь военную подготовку. Правда, у финской знати существовала давняя традиция отдавать своих сыновей в русскую армию, в которой во время Первой мировой войны служили офицерами сотни выходцев из Финляндии{191}. Кроме того, в 1914 и 1915 годах около 1500 молодых людей вступили добровольцами в германскую и русскую армии{192}. Однако подавляющее большинство из примерно 200 тысяч человек, сражавшихся во время финской гражданской войны в рядах обеих противоборствовавших сил — белых и красных, — прежде не имели боевого опыта, что поднимает вопрос о том, где лежали истоки ожесточенности этой войны. В данной главе мы попытаемся ответить на этот вопрос, а также объяснить зачастую непредсказуемую и иррациональную природу насилия во время финской гражданской войны{193}

Причины и ход войны

После 1918 года финская историография — сама по себе крайне политизированная вследствие данного конфликта — предлагала ряд объяснений исключительной жестокости гражданской войны. Если консервативные историки, государственные деятели, правые партии и церковь издавна интерпретировали гражданскую войну как войну за освобождение, избавившую Финляндию от большевистской угрозы и обеспечившую стране национальную независимость, то историки левого толка всегда рассматривали этот конфликт как классический пример классовой войны. В последние десятилетия стала появляться более дифференцированная картина, нередко подчеркивающая сочетание нескольких из следующих факторов: социальные условия, в которых существовали финские трудящиеся классы, социалистическая и националистическая идеологии, якобы несправедливый и репрессивный характер довоенной политической системы, ожесточенная реакция на поползновения (по большей части мнимые) «русифицировать» Финляндию, участие Германии и России в гражданской войне, а также давние внутриобщинные трения{194}.

Объясняя кровавый путь, пройденный Финляндией в 1918 году, современники — как и последующие поколения историков — нередко указывали на тот факт, что страна, находясь в составе Российской империи, была непосредственно затронута революцией в России. Во время гражданской войны финские белые заявляли, что сражаются против большевиков, а не своих сограждан. Эта точка зрения, на которую опиралась белая пропаганда, в течение десятилетий оставалась одним из наиболее популярных объяснений гражданской войны{195}. По сути, война в Финляндии являлась подлинной гражданской войной, конфликтом между противостоявшими друг другу вооруженными финскими гражданами, а не войной против другого государства с участием регулярных армий и солдат. С другой стороны, гражданскую войну в Финляндии невозможно рассматривать вне ее связи с русской революцией и русской гражданской войной. Правда, эта связь не в состоянии объяснить вспышку насилия в самой Финляндии, но она входит в число важнейших факторов, определивших конкретную природу и хронологию этих событий.

Ключевым вопросом при изучении подлинного или мнимого «русского следа» является роль финских социалистов, которых обвиняли в том, что они предали свою страну, организовав «большевистскую революцию». Социалисты действительно осуществили 28 января 1918 года переворот в Хельсинки и других важнейших пунктах Южной Финляндии, назвав его революцией; в своих первых декларациях красные заявляли, что начали «освободительную войну» против угнетателей и против капитализма вообще[9].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука