Война волка

Я остановился на открытом месте к северо-востоку от города, огляделся и удивился тому, что вижу мало лошадей. У осаждающих должны быть лошади. Я собирался угнать их, чтобы помешать врагу воспользоваться ими для бегства, а также захватить и продать, хотя бы отчасти оправдав затраты на зимний поход, но обнаружил не более дюжины. С другой стороны, раз коней нет, нам только проще. Развернув Тинтрега, я поехал назад вдоль строя моих людей, пока не добрался до вьючных лошадей.

– Раздать копья! – велел я мальчишкам.

Копья были собраны в восемь тяжелых связок, перетянутых кожаными веревками. Каждое копье семи футов в длину, с ясеневым древком и заостренным стальным наконечником. Я выждал, пока связки распаковали и все мои воины вооружились. У большинства имелись также щиты, но некоторые предпочитали скакать без этого тяжелого круга из ивовых досок. Враги запустили нас в самую середину лагеря, видели, как мои дружинники разбирают копья, но по-прежнему ничего не делали, только тупо смотрели. Я дал время мальчишкам убрать кожаные веревки и снова сесть в седла.

– Езжайте на восток и ждите в полях, пока мы не пришлем за вами, – приказал я слугам. – За исключением тебя, Рорик.

Рорик – норманн. Я убил его отца, а парня взял в плен и растил как собственного сына, точно так, как Рагнар Датчанин растил меня после того, как его воины сразили моего отца в битве.

– Меня, лорд? – переспросил он.

– Ты пойдешь со мной, – сказал я ему. – Держи наготове рог. Будь сзади! И копье тебе ни к чему.

Он отдернул копье, за которым я протянул руку.

– Господин, это запасное для тебя, – заявил малец. Врал, конечно, – ему просто не терпелось пустить в ход оружие.

– Только не дай себя убить, придурок, – проворчал я, глядя как мальчики и вьючные лошади благополучно покидают пределы лагеря.

– Вы знаете, что нужно делать, – обратился я к своим людям. – Вперед!

И началось.

* * *

Мы развернулись в линию и погнали коней.

Кисловатый дым лагерных костров бил в ноздри. Залаяла собака, заплакал ребенок. Три ворона пролетели на восток, их черные крылья выделялись на фоне серых туч. Не знак ли это? Я коснулся боков Тинтрега шпорами, и конь помчался вперед. Финан держался справа от меня, Берг – слева. Я знал, что оба прикрывают меня, и злился на это. Может, я и стар, но не слаб. Я опустил копье, наклонился в седле и достал острием плечо противника. Я почувствовал, как сталь уперлась в кость, ослабил нажим. Бедолага уставился на меня глазами, полными удивления и боли. Я проскакал мимо него, выдернул острие, повернул копье, поднял его и стал смотреть на то, как начинается паника.

Представьте: вы замерзли, устали, изголодались. А может, еще и поносом измучены, – весь лагерь пропах дерьмом. Начальники только и делают, что лгут вам. Если у них и есть идеи, как поскорее закончить осаду, они ими не делятся. Холод жмет, день за днем. Холод, пробирающий до костей. И дров вечно не хватает, хотя женщины исправно собирают хворост. Вам говорят, что осажденные страдают от голода, ну так и вы голодны не меньше их. Без конца идет дождь. Кое-кто из ополченцев пытается дать деру, к жене и детям, но настоящие воины, дружинники на укреплениях напротив городских ворот, следят за ведущей на восток дорогой. Пойманных беглецов тащат назад, и их можно считать счастливчиками, если с них только спустят плетьми кожу. Если ополченец захватил жену и она молода, то ее забирают в шатры дружинников. Все ваши мысли лишь о доме. И пусть дом этот беден, а работа в полях тяжела, это куда лучше бесконечного холода и голода. Вам обещали победу, а вместо нее обрекли на мучения. И тут на исходе дня, когда солнце скрывается за пеленой низких туч на западе, появляются всадники. Вы видите крупных коней, на которых едут одетые в кольчуги воины с длинными копьями и острыми мечами; воины в шлемах и с волчьей головой на щитах. Эти чужаки орут на вас, здоровенные скакуны с громким топотом месят лагерную грязь, дети ревут, женщины прячутся, а самой яркой вещью в этот зимний вечер кажется не блеск клинков и даже не серебряные гребни шлемов и не золотые цепи на груди у нападающих. Самая яркая вспышка – внезапная алая кровь.

Неудивительно, что они запаниковали.

Мы гнали их, как баранов. Я велел воинам щадить детей и женщин, да и большую часть мужчин, потому что не хотел, чтобы мои всадники замешкались. Мне нужно было заставить врага бежать без остановки. Задерживаясь, чтобы добивать, мы давали противнику время взять оружие, схватить щиты и организовать оборону. Было куда разумнее галопом промчаться между лачугами, гоня врагов все дальше от их сваленных в кучу щитов, от копий, серпов и топоров. Приказ гласил: ударь и гони, ударь и гони. Мы пришли, чтобы сеять хаос, а не смерть. До поры. Смерть придет после.