Война все спишет (СИ)

— Нет, девочка, это не боль — это пришла смерть моего разума и души. А потому у меня к тебе есть одна-единственная просьба, Лена…

Фок замолчал, хрипло дыша, с трудом перебарывая боль, которая полностью обессилела тело. Или наоборот — стала лишать над ним контроля — на это и было похоже. Китаянку он давно именовал на русский манер, и вот теперь настало время объяснить ситуацию, расставить все точки над «и». Обманывать девчонку было нельзя, все между ними строилось на доверии, и от нее сейчас многое зависело.

— Видишь ли, девочка, но это не мое тело — я над ним только властвовал ровно сорок дней. Теперь его настоящий хозяин просыпается, и скоро моя душа и разум погибнут. Я сделал все что мог, чтобы изменить историю, которая принесет китайцам много горя, как и русским. Я из будущих времен, Лена, а там эти два народа союзники и противостоят смертельной для них угрозе — они могут быть истреблены чудовищным оружием…

Фок остановился, перетерпел приступ с закрытыми глазами, от которого тело само скрючилось, и, не видя лица китаянки — все расплывалось перед глазами, произнес:

— Настоящий генерал принесет много вреда, его нужно убить, как только моя душа покинет тело. Верь мне, это не бред, так оно и есть…

— Я знаю, что ты перевоплощение, достигшее в той жизни просветления согласно заветам Будды, — голос девушки звучал совершенно спокойно, и Фок разглядел ее строгое, совершенно серьезное лицо, хотя будь перед ним европейцы, они бы уже согнулись от хохота. Однако для буддиста «переселение душ» не только допустимая реальность, но и неоспоримая данность. И многие китайцы почитают не только Конфуция и Лао-цзы, но принимают и полностью разделяют учение буддистов.

— Неужели ты думаешь, что я внучка амбаня из Большого Совета, и дочь амбаня, что управлял обширными землями, и проглотил золотой самородок, чтобы не попасть живым в руки японцам, стала рабыней старого русского генерала, варвара?! Не смеши меня, он раньше двух слов сказать не мог на нашем с тобою языке! Ты пришел к нам, перевоплощенный, как приходили до тебя другие, но очень редко, раз за столетие, а то и несколько веков — потому и я, и мои люди рядом с тобою!

Девушка спросила Фока еще о чем-то, и он с трудом понял, что речь идет о том правителе, что был в его времена — боль накатила с такой силой, что даже знание китайского языка на секунду пропало. А ведь он еще начал учить его с детства, когда дядя работал на КВЖД в больнице Харбина. Затем были языковые курсы в военном училище, куда он поступил, благо в документах год его рождения написали на два года более ранний — почти ровесник революции. Но, несмотря на субтильное телосложение, его приняли — многие ведь недоедали и выглядели моложе своих настоящих лет. В мае сорокового года снова направили в Китай, где больше года был советником в группе генерала Чуйкова, с которым потом долгие годы был связан не просто служебными отношениями, но и настоящей дружбой.

Осенью сорок первого отозвали — прошел всю войну с немцами и в августе сорок пятого снова оказался в Маньчжурии, сведя счеты с японцами. И служил в Китае и Корее еще четырнадцать лет. За все это долгое время ухитрился получить награды, как от Чан Кайши, так и Мао Цзедуна, которые сейчас еще мальчишки…

Напрягшись, Фок с трудом ответил:

— Си Цзиньпин…

— Династия Цзинь в третий раз пришла нами править?!

Голос девушки задрожал, она стала целовать его руку, потом плечо. И он услышал ее торжественный голос:

— Я служу тебе, потому что люблю! И сама убью того, кто завладеет этим телом. Но у меня есть люди, что смогут помочь, одна я не справлюсь. Потому что не знаю как, но они о том могут ведать. Потерпи, не умирай без меня, потомок хуань-ди, легендарных Ванов древней династии, ибо тогда мы умрем с тобой вместе…

Девушка вышла, он только услышал скрип двери, ибо видеть уже не мог. Но по интонации осознал, что так оно и будет — китаянка почему-то приняла его за другого, но разубеждать ее было поздно. Но может как-то эти «лекари» или монахи его спасут, оставят в теле, в котором можно еще много сделать полезного. А если не смогут, то трупов станет больше — китаянка их просто убьет, потом зарежет настоящего Фока, не дав тому ни малейшей возможности завладеть снова телом, и покончит жизнь самоубийством — в ее решительности Александр Викторович не сомневался.

И тут пришла настоящая боль, которая убивает — а та минута была от нее отсрочкой. Фоку показалось, что его мозг взорвался как граната, яркой вспышкой, и тут же навалилась темнота…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ "КОРАБЛИ ОДНОЙ ВОЙНЫ" 29 мая — 10 июля 1904 года. Глава 16

Бок припекало, будто подложили горячую грелку, живот тоже, и шею, и ощущение, словно связали по рукам и ногам толстыми и теплыми веревками. Дискомфорта Фок не испытывал, наоборот, благостно. И настолько приятно, что только через несколько секунд до него дошло — голова совершенно не болела, а ведь он реально умирал.