Война всех против всех

Мы вернулись снова к повороту и объяснили Лаэлии, в чем дело. Впрочем, она уже поняла из бессвязного рассказа Парсания, проезжавшего ранее, что казну уже успели похитить.

— Да, не повезло тебе, Моммилус, — улыбнулась девушка. — Опять твой дядя опередил тебя. С таким родственником и враги не нужны, похуже любого будет.

Поскольку теперь наши войска двигались вместе, более того, ее остготы шли теперь впереди, так как занимали более удобную позицию в начале марша, моя военачальница теперь ехала вместе с нами.

— Ты не устала бороться с ними? — спросил я, указывая на варварские войска. — Не опасаешься их бунта?

Лаэлия быстро посмотрела на меня, удивленная тем, что я в кои-то веки завел разговор не насчет ее божественной фигуры или прекрасных глаз, а по поводу серьезных затруднений.

— Конечно, опасаюсь, Моммилус, — ответила она. — Это же грубые люди, как я ни стараюсь их подчинить своей воле, они все равно каждый раз пытаются проверить меня. Во-первых потому, что я женщина, а во-вторых, потому что они считают нас, римлян, слабее себя, варваров.

— А ты как считаешь, насколько это правда? — тут же спросил я, потому что этот вопрос и меня занимал последнее время. Ведь, по большому счету, это был самый важный вопрос из всех, что я задавал себе в последнее время. — Можем ли мы, римляне, противостоять варварам? Или мы уже настолько изнежены, что утратили все боевые навыки?

— Ну, посмотри на себя, Моммилус, — снова улыбнулась Лаэлия. — Разве ты тот, кто способен победить варвара?

— Физически вряд ли, но истинная победа куется ведь вот здесь, — и я постучал себя пальцем по лбу. — Особенно это касается человека, облеченного всей полнотой власти. Поэтому да, я тот, кто сможет победить любого варвара. Разве я уже не доказывал это своими делами?

Лаэлия перестала улыбаться, сдвинула брови, отчего ее лицо сразу посуровело и ответила:

— Нет, Моммилус, ты еще не сражался с варварами по-настоящему. Когда ты увидишь их бесчисленные армии, лютый голодный вой и яростный пыл в бою, то поймешь, что вся твоя вера в торжество разума над силой — это просто-напросто пустые побасенки. В бою важна необузданная свирепость, она одолеет любой разум. Совсем недавно у нас был единственный человек, который мог спасти империю — это полководец Аэций, победивший Аттилу. Но сделал он это только за счет того, что воспользовался силой одних варваров против других варваров. А потом сам же пал от руки вероломного римского императора, такого же хитрого и изворотливого, как ты.

Она злобно посмотрела на меня, так, что будь я впечатлительнее, то убежал бы отсюда куда подальше. Дело к тому времени уже шло к вечеру, вокруг стемнело и разведчики поскакали вперед разыскивать место для ночлега. Скалы вокруг почернели и стало холодать.

— Ну вот видишь, значит, этот император не был настолько умен, раз позволил себе убить такого умелого полководца, — возразил я. — Тебе не стоит сравнивать его со мной, я бы такую ошибку не совершил. Если бы у меня имелся под рукой такой полководец, как Аэций, я бы всячески превозносил его.

— Ага, а если бы ты подумал, что он слишком возгордился и хочет сам сесть на престол? — хмыкнула Лаэлия. — Ты бы тут же скинул его, казнил или отправил бы в ссылку.

— Я бы постарался приручить его, — ответил я и посмотрел на нее таким пристальным взглядом, что девушка внезапно смутилась и отвела взгляд, впервые на моей памяти. — И все-таки, если позволишь, я тебе как-нибудь докажу, что разум может возобладать над грубой силой, что, собственно мы, римляне и доказывали на протяжении всего существования нашей империи.

— Делай что хочешь, я уже, честно говоря, устала, — призналась Лаэлия.

Я впервые услышал в ее голосе такую тоску. Войска впереди уже начали размещаться на ночлег, потому что идти по ночной дороге было слишком темно. Для меня слуги быстро развернули походный шатер, а воины принялись обустраивать лагерь на случай ночного нападения, я это требовал всегда, согласно традиций римского войска.

— Что случилось, Лаэлия? — спросил я. — Разве не ты самая боевая и грозная девчонка из всех, кого я знал? Неужели и тебя может сломить хоть что-то на этом свете?

На фоне быстро загоревшихся костров профиль Лаэлии казался чеканным и строгим, будто выкованным из железа. Девушка оглянулась и сказала:

— Пусть сегодня Лакома проверит патрули и часовых, если можно? Меня достало смотреть на эти бородатые рожи, которые вечно оценивают мои прелести и совершенно не хотят признавать во мне командира. Ты знаешь, что я каждую ночь ложусь спать с двумя обнаженными мечами и устраиваю ловушки перед входом в мой шатер? Они пытаются застать меня врасплох почти каждую ночь и хотят изнасиловать.

— Господи Боже, Лаэлия, почему ты не рассказывала об этом раньше? — искренне удивился я. — Мне докладывали, что ты успешно держишь их в узде и не даешь даже шевельнуться. А тут, оказывается, все так сложно!