– Майор Буссэ. Он произвел тут впечатление шпиона, подосланного следить за Невельским, – вдруг откровенно сказал доктор. – Вместо того чтобы отпустить его в Иркутск, Геннадий Иванович заставил майора Буссэ идти на Сахалин и приказал там быть начальником зимовки.
«Э-э, этот доктор не так прост, – подумал Римский-Корсаков. – Они, кажется, все крепко держатся за Невельского… Но неужели у Геннадия такая разница во взглядах с Муравьевым? И в коммюнизме его обвиняли! Боже! И шпионов подсылали! А говорят всюду, что Геннадий Иванович – правая рука Муравьева, чуть ли не его наперсник! Исполнитель его воли».
Вошли во флигель, Римский-Корсаков разделся и сразу уснул как мертвый.
Утром он вышел из офицерской избы. Дул холодный ветер, небо было чистое. Пески чисты, вокруг бревенчатые крепкие здания из лиственницы, лодки, старое судно, вытащенное на берег. А на близких сопках вокруг залива березы желты.
«О-о! Здесь уж осень! Настоящая Россия! – подумал он. – Право, повеяло Русью от этих бревен и от берез. Единственное место на всем океане…»
Доктор утром ходил к Невельским смотреть больного ребенка. Он вернулся, попили чаю и вместе пошли на осмотр Петровского. Римскому-Корсакову надо было проведать своих людей, отдать приказание боцману, снести подарки Невельским и готовиться к отплытию.
У флигеля встретили Елизавету Осиповну. С ней молоденькая миловидная женщина в платке. Госпожа Орлова – супруга здешнего знаменитого штурмана, однофамильца доктора. Ее муж тоже в командировке.
– Ну, как вам вчера наша капитанша? – с каким-то акцентом спросила Бачманова.
– Следует только преклоняться перед ней!
– Она вам еще многого не сказала, – ответила Елизавета Осиповна. – Зимой был голод, нам ничего не дают в экспедицию и теперь. Так мы ждем вас к обеду. Мы обедаем по-морскому, в двенадцать.
Глава двадцать девятая
РОДНАЯ ОСЕНЬ
Зашли в казарму. Женщины там опять что-то пекут и жарят. Матросы, здешние и приезжие, оживленно беседуют. Один со шхуны диктует письмо писарю. Другой – молоденький – прыгает, держа на спине мальчишку лет трех-четырех. Римский-Корсаков велел своему боцману готовиться к отплытию.
– В час отваливаем!
– Сегодня? – воскликнули женщины.
– Да, сегодня!
– Что уж вы, ваше благородие, погостить молодцам не даете, – стоя у плиты, говорила белокурая Алена. – Мы им сегодня уж и блинов, и пельменей. Видно, у нас не нравится?
– Очень нравится, я и сам бы погостил, да нельзя.
– Не испробуете ли наших блинцов, ваше благородие? Присядьте, покушайте.
Римский-Корсаков и Орлов подсели к столу и съели по паре блинов, жаренных на зверином сале.
– Благодарю тебя! – сказал Воин Андреевич, обращаясь к Алене.
– Да чайку, самовар уж шумит.
– Нет, спасибо.
– Нет уж, верно не понравилось вам у нас, что рано уходите, – говорили женщины.
– Оставались бы зимовать, ваше благородие. У нас весело!
– Маленько бы и молодцы-то твои усохли, – сказала под общий хохот рослая старуха.
Римский-Корсаков попрощался с женщинами, а своим наказал к полудню закончить все приготовления и пообедать. Он заметил, что в казарме чисто, амуниция у людей в порядке. Народ выглядит весело. Он взял из стойки одно из ружей и осмотрел. Оно чисто.
– Ученья бывают, стрельбы?
– Да у нас все время стрельбы, ваше благородие! – отвечал матрос.
– Сейчас перелет дичи. А зимой по морскому зверю, на пропаринах, – сказал доктор. – Сегодня на обед наши дамы приготовят разные деликатесы из дичи. Есть теперь охотничья команда.
Он опять помянул, как плохо снабжается экспедиция.
«Неужели Муравьев обманул? – подумал Римский-Корсаков. – А ведь он уверял Николая Матвеевича, дал слово».
Воину Андреевичу стало стыдно за свои подарки. Но в Японии ничего не купишь. На Бонин-Сима приобрели, что возможно, но и там ничего особенного нет.
Доктор сказал, что здесь всем принято делиться друг с другом, офицеры и матросы получают равные пайки, и молоко делится всем детям поровну.
Пошли по берегу. На другой стороне залива полукругом стояли сопки материка. Они в черной зелени елей и в яркой желтизне берез. Вчера ничего не было видно, а сегодня яркое солнце. Как на ладони видны широкие пласты перепаханных огородов на кошке, пески, лес кедрового стланика. На песках бревенчатые дома. Доктор показал казарму для семейных, заглянули в маленькую больницу, прошли мимо дома священника, видели сарай для трех коров и юрту для кормежки собак. Гиляк парил юколу в котле. По заливу на лодках матросы везли сено.
Зашли на склады, в баню, видели навес для гребных судов, колодец – все новое, из свежего леса, основательно построенное. Вдали бревенчатые юрты гиляцкого стойбища.
На самом берегу наклонно лежит на пузе бриг «Охотск» с невынутыми мачтами и с вантами.
– На этом старом судне у нас магазин.
На флагштоке полощется флаг Компании. Доктор рассказал о неладах между Компанией и Невельским.