По обе стороны генеральской баржи огромные острова — луга без конца и края. Лесов и гор не видно. Только временами во мгле, где-то далеко-далеко, открываются хребты, и там, конечно, леса, а здесь страна лугов и травы. Целыми днями суда идут вблизи травы, масса мошки кидается на человека, едва сойдешь на берег. Жар, духота. Вода идет на прибыль, острова топит. Местами и тальниковые леса стоят в воде, только вершины видны над водой. По всем признакам, места раздольные.
Справа над тальниковым лесом появился хребет. Он голубой, крутой и прозрачный. Вдруг острова окончились, и хребет выступил поближе. Под ним леса, а еще ниже — широчайший простор голубых вод. А по левому берегу вся река зеленая. Это затопленные луга стоят в воде. Густая трава в полтора роста человека колышется там вместе с волнами, и кажется, что вода зеленая. Все протоки, сбежавшись из-за островов, слились. Справа на берегу видны домишки туземного стойбища.
Муравьев велел приставать к левому берегу, чтобы зря не пугать население. Надо было узнать, что за место, как называется. Около домов видны люди, и даже удивительно, как смело себя ведут… Туда пошел на лодке Сычевский разузнавать все и знакомиться с населением.
Часть судов стала посередине реки, несколько барж — у правого берега. Одно за другим подходили и становились в разных местах на якорь отставшие суда.
А на берегу люди не разбегались, как до сих пор случалось повсюду, где проходил сплав.
Коней сводили пастись на острова.
Вот уже на лодках отправились косцы искать незатопленные места на возвышенностях — релках. Через некоторое время на лугах забелели их рубахи. Одни косят, другие сгребают свежую траву, накладывают ее в лодки. На баржи с лодок подают траву вилами.
— Хороша ли тут трава? — спрашивает губернатор у Алексея Бердышова, который сменил Маркешку, отправившегося на свою баржу.
— Трава тут быстро зреет, в дудки идет, — отвечает казак.
— Ну а что нового у вас, казаки?
— Всем довольны, ваше высокопревосходительство! — отвечает Алешка. Подумав несколько, он добавляет: — Пешков у нас песню сложил. — И, беззвучно усмехнувшись, Бердышов тряхнул головой.
— Что же это за песня? — спросил губернатор.
— Шибко хорошая песня, ваше высокопревосходительство.
— Ну спой мне ее.
— Я и никогда-то не пел, у меня голоса нет. Только складывать помогал Пешкову.
— Что это, Пешков, значит, у вас поэт?
— Это уж как вам угодно, Николай Николаевич! — ответил казак настороженно.
— Ну что же за слова?
Алешка хитро сощурился и почесал ухо. Он один, кажется, из всех товарищей не стеснялся разговаривать с губернатором, считал генерала своим старым знакомцем и уверен был, что тот зря не обидит.
— «Плыли по Амуру долгие версты, сбили у рук-ног персты, считаючи версты…» — сказал Алексей.
Теперь прищурился Муравьев. Кажется, песня критического содержания. Он решил, что надо будет послать к казакам адъютанта, пусть спишет эту песню, проверит, что этот Пешков сочинил, что за содержание. А если хороша, может быть, не запрещать ее, а, напротив, приказать, чтобы пели по всем судам! Народный подвиг должен быть изображен в народной песне. «Каковы герои! Среди них у меня и певцы, и поэты!»
Баржа губернатора пошла к правому берегу и стала там на якорь. Видно, как цветет жасмин над обрывом. С берега приехал Сычевский и сказал, что яблонь множество, целый лес из яблонь.
— Это Крым и Италия! — категорически заявил губернатор.
На обед к нему, как обычно, съехался весь штаб.
— Там, за островами, река Уссури, — значит, население уже гольды, хотя сами себя они так не называют, — сказал Сычевский.
Губернатор и офицеры, окружавшие его, стали смотреть туда, где было устье реки. Сегодня все устали. День был очень жаркий.
— Это стойбище называется Буриэ. Гольды говорят, что ждали русских.
— Так скоро конец пути, господа? — спросил Муравьев.
Еще солнце не садилось, когда к губернаторской барже подошла лодка. В ней сидел рослый молодой парень. Корсаков подошел к борту.
— Господа, он о чем-то спрашивает! — обратился Михаил Семенович к штабным офицерам.
Подошел Сычевский.
— Что тебе? — спросил он по-маньчжурски.
— Мне надо начальника русского сплава, — ответил туземец.
— Ты кто такой?
— Надо начальника отряда, — вдруг повторил гольд по-русски.
— Зачем тебе начальник отряда?
— У меня есть к нему письмо.
— Письмо? — изумился Сычевский. — Что за письмо? От кого?
— От капитана Невельского, — ответил гольд, внятно и точно произнося чин и фамилию.
Все переглянулись в изумлении.
— Поднимайся сюда, — сказал Сычевский.
Гольд спокойно поднялся на палубу. У него серьезное и сильное лицо, умные серые глаза, толстая коса, шляпа. На нем синий халат, расшитый по краям. Он достал из-под халата пакет и передал его Сычевскому.
На конверте написано: «Начальнику русского отряда, спускающегося по Амуру». Сычевский повертел письмо в руках и передал Корсакову. Тот пошел доложить губернатору.
— Как твое имя? — спросил Сычевский у гольда.
— Удога!