— Делать ему было нечего! Что же, Завойко мне войну объявил? Боится, что я, как вождь краснокожих, в плен возьму вашего командира? А тот послал вас во вражеский стан для переговоров? Или Завойко боится, что Иван Федорович увидит до какой степени нищеты и позора довела Компания и расподлейшая ваша камчатская бюрократия всю нашу экспедицию…
— Я не могу этого передать, ваше высокоблагородие! — пугаясь, отчеканил Овсянкин.
— А что же вы стали на рейде чуть ли не у Сахалина? Тоже инструкция?
— Так точно, ваше высокоблагородие!
— Так и это инструкция? Благодарю вас, мичман! Да в уме ли ваш командир, что он эту инструкцию не выбросил за борт или не кинул в лицо генералу!
— Не могу знать, ваше высокоблагородие. Иван Федорович приказал, если у вас будут сомнения, то объявить, что корвет по инструкции не должен приближаться к берегу и входить в залив, так как здесь погибли в прошлом году «Охотск» и «Шелихов» и сам корвет однажды уж подвергался опасности…
— Ну что же, раз так, то будем играть в комедию! — сказал Невельской. — Нам нечего тут обмениваться любезностями, прошу вас, мичман, пожалуйте на пост, где мы будем с вами официально разговаривать.
Мичман вытянулся и отдал честь.
Невельской тоже откозырял и, повернувшись, пошагал к строениям. «Затеем переписку! — думал он. — Этого не хватало».
По дороге Овсянкин рассказал, что на судне идет в Камчатку ученый Дитмар[20]
из Петербурга, который тут съедет на берег для исследований. Он хочет познакомиться с новым заселением, пока стоит судно.Невельской смягчился. «Может быть, живой человек приехал…»
— Попросите его, пожалуйста, съехать. Скажите, что я буду очень рад.
Через час мичман отправился на шлюпке с ответным письмом Невельского к Лихачеву.
В канун отхода «Оливуцы» из Петропавловского порта командира корвета Лихачева пригласил к себе генерал Завойко и сказал ему:
— Так я приказываю вам к зимовью близко не подходить и на берег людей ни в коем случае не спускать, а то Невельской захватит их в свою экспедицию. Вы не знаете, что это за человек. Он забирает себе все суда. Он «Шелихова» забрал и погубил. Поэтому приказываю вам быть на корабле и ни под каким видом не съезжать к нему на берег.
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Но как я объясню это Невельскому?
— А вот слушайте меня дальше, я уж знаю, как вы объясните. Как в прошлом году «Оливуца» чуть не села на мель на баре, то мы про то можем сказать, что она подверглась опасности. Так объясните: раз она подверглась, то подойти я не имею права, а выгрузку на рейде произведем, но силами Петровского зимовья! У них для этого есть гребные суда, баркас Геннадий Иванович у вас отнял в прошлом году.
— Да, он взял у нас баркас с обещанием вернуть.
— Боже мой! Ох, не вовремя затеяли всю эту канитель с Амуром! Амур режет и душит меня, и я не могу здесь служить со всеми этими заботами. Невельской все суда обчистил. Это же настоящий пират! Он забирает товары где хочет, людей забирает. Из-за него я не могу исполнить того, что требует от меня долг службы и мое положение губернатора новой области, которую надо развивать. Так вы потребуйте, Иван Федорович, этот баркас обратно, чтобы ему неповадно было пиратствовать в другой раз.
— А если там война?
— Боже мой, с кем там может быть война?
— С гиляками или с маньчжурами. В прошлом году, когда мы были там, гиляки волновались.
— Там — я вам прямо скажу — нет ничего подобного! А если есть война, то только у капитана с молодой бабой в теплой избе!
— Ну если…
— Ну уж если, то тогда нет иного от меня приказания, как защищать всеми средствами Петровское зимовье и действовать с его гарнизоном заодно, до последней капли крови исполняя долг свой перед престолом и отечеством. И тогда посылайте команду на берег с ружьями… И подчиняйтесь старшему по чину.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.