Война за погоду

– Илья… – негромко напомнил радист. – А про то?… Не скажешь?…

– Сейчас… Не все сразу… – Лыков сунул Вовке свои рукавицы. – Большеваты, но лучше, чем ничего…

И подышал хмуро:

– Тут такое дело…

Вовка замер. А Лыков опять подышал хмуро:

– Ты когда выйдешь на Сквозную Ледниковую, не пугайся. Если вдруг увидишь что-то непонятное, не обращай внимания. Это все так… Морок… Фата-моргана… Не надо тебе глядеть на это…

– Да скажи ты прямо!

– Тундра там… – чувствовалось, что Лыков ничего не хочет объяснять. – Ледяные кристаллики в воздухе… Все плывет… Как в тумане блестящем… Но если выдастся ясное утро, морозное и тихое, непременно увидишь… Ну, сам поймешь… Это неважно… Тебя это не должно интересовать… Рация… Вот о чем тебе надо будет думать… Попробуй выйти в эфир, достучись до Карского штаба…

Сильные руки сунули Вовку в узкий лаз.

Он протиснулся и чуть не задохнулся от темного, ударившего в лицо, ветра.

21

Из чернильной мглы дуло.

Сухой снег порхло оседал под руками.

«Как тут не сбиться?… Выползу прямо на фрицев!..»

Но полз, зарываясь в снег. Полз, пока не ткнулся головой во что-то металлическое. «Ну да, стояк… Это метеоплощадка… Сейчас надо вправо…»

Но что-то бесформенное, жаркое навалилось на Вовку, вдавило в снег, дохнуло в лицо. Он чуть не заорал от ужаса, но понял вдруг: «Белый!» И пес тоже, будто понимая, что шуметь нельзя, взвизгнул, как щенок. Давно, наверное, ждал, прятался за домиками. Теперь все лез да лез носом в Вовкино лицо, куда-то под мышки, в карманы. «На, на, жри, жадюга!» – млел от счастья Вовка. Он как бы ругал Белого, а сам лапал и лапал его за морду, за густой загривок, готов был расцеловать.

Глава шестая СОБАЧЬЕЙ ТРОПОЙ

22

Он так боялся свалиться не в тот овраг, так боялся навсегда потеряться в заснеженном безнадежном предгорье Двуглавого, что, различив узкие пальцы Каменных столбов, не выдержал – сел.

Сидел по пояс в снегу.

Думал, отталкивая Белого: где мама?

Думал: неужели не придет «Мирный»?

Думал: о чем предупреждал Лыков?…

Ветер, шелестя, взвывал в скалах, ворошил, разводил низко плывущие, почти невидимые тучи. Сочился из их разрывов лунный тревожный свет. Мир сразу менялся: все тени приходили в движение. Казалось, вместе с тенями начинают дрейфовать, приходить в медленное движение скалы. Но Вовка понимал, что это лишь кажется. И все равно теснее, как можно теснее прижимался к Белому, зарывался в лохматую шерсть.

– Я сейчас…

Но встать никак не мог.

Вдруг уютно показалось ему в снегу.

Сейчас бы поглубже закопаться, зарыться, спрятаться от ветра. Залечь в снегу, пересидеть ветреную ночь и увидеть утром «Мирный». «В нашем деле суетливость ни к чему, – вспомнил. – Лучше лишний час пролежать в снегу, чем завалить дело в одну минуту.»

Но надо было идти.

И Белый взвизгивал, тянул Вовку.

«Ты не ругайся, – шепнул Вовка. – Я сейчас.»

Белый недоверчиво засопел. Совсем как на «Мирном», когда их еще разделяла металлическая решетка. Вовка даже выпятил губы: «Ну да, не веришь… Все не верят…» И увидел отчетливо темный угольный склад. И увидел отчетливо ночную бухту, на чернильной поверхности которой лежало неподвижное длинное серое тело чужой подлодки. И услышал шорох каменноугольной крошки, отчетливо почувствовал пронзительную боль в разбитых пальцах радиста и полное отсутствие боли в онемевшей не гнущейся ноге Лыкова…

Сколько они продержатся?

Утром фрицы ткнутся в запертые изнутри двери…

Какие уж там переговоры? Пару гранат под дверь и все.

Пересчитают трупы: айн, цвай… Забегают, заверещат: где драй? Где третий? Где мальчишка? Где этот чертов эр ист?… Не может быть, чтобы русские мальчишки сгорали в огне дотла!..

Остальное ясно.

Глянув на карту, даже дурак догадается, что уйти с метеостанции можно только по берегу или по Собачьей тропе. Пару десантников на перевал, пару берегом на нартах. Что Вовка сделает с вооруженными, специально обученными охотниками?

Карта…

Вовка любил географические карты…

Дома у Пушкаревых шкаф был набит картами.

«Зачем столько? – удивлялся Вовка. – На каждый остров по несколько штук!»

«А они разной степени точности, – объясняла мама. – Съемку ведут разные люди. Одинаковым результат работ никогда не будет. Один человек ленив, другой медлителен, третий спешит…»

Особенно нравилась Вовке карта Крайночного.