Война за погоду

Она уже протерлась на сгибах, ее пару раз подклеивали полосками марли, по всем полям, даже по планшету, как птичьи следы, густо разбегались мамины карандашные значки и пометки. «Ты с картой поосторожнее, – предупреждала мама. – Это единственный такой экземпляр.» – «Я тебе когда-нибудь составлю карту точнее», – хвастался Вовка. – «Мальчишка ты еще!» – смеялась мама. – «Это почему?» – «Да потому, что на карте ты видишь одни названия. Для тебя карта состоит из одних названий». – «Так ведь она и состоит из одних названий!» – «Вот я говорю – мальчишка!» – «Но почему, почему?» – «Да потому, что только мальчишка может думать, что на берегах бухты Песцовой обязательно водятся песцы, а хребет Двуглавый выглядит двуглавым со всех четырех сторон.» – «А разве нет?» – «Конечно. Мы впервые высадились на остров в районе Сквозной Ледниковой долины. Так вот, только оттуда хребет и выглядит двуглавым.» – «А Песцовая?» – «А там валялся на гальке дохлый песец. Может, льдом принесло. Не знаю. Но легло в легенду – Песцовая…»

23

– Дойдем, – ткнул Белого в бок.

И пополз под Каменные столбы, в густо источаемый скалами тысячелетний ледниковый холод.

Краем глаза отметил: очертания промороженных насквозь скал кое-где напоминали ужасные, как бы разъяренные человеческие лица. Может, так выглядит сейчас Мангольд?… Чувствует, что уползаю от него, весь в ярости… Или Шаар?… Или подводные гады Франзе и Ланге?… У них, наверное, усики, как у Гитлера… Или они бреются, как мой папа?

Нет, было бы несправедливо, походи подводные фрицы на полярника П.Д. Пушкарева.

Вовка сжал кулаки.

Он знал, что не может какой-то фриц, даже подводный, походить на его отца!

Он знал, что не может какой-то там Шаар или Мангольд походить на Леонтия Ивановича или на боцмана Хоботило!

Под водой все бледно, все колышется в придонных течениях… И эти фрицы, наверное, походят на крабов…

Плюгавые…

Бледные…

Брел среди мерзлых скал. Следил за узкой цепочкой звезд, очень точно повторяющей все изгибы ущелья. И под ногами теперь слабо светился снег. Удачно ступал по камням, по сухому инею, плотно одевшему камни, хватался рукавицами за промороженные выступающие углы. Иногда стены сходились так тесно, что пугался: застряну, не протиснусь! – а иногда каменные стены наоборот так широко расходились, что над головой сразу прибавлялось звезд.

Лыков был прав. На Собачьей тропе невозможно было заблудиться.

Правда, запросто можно было вывихнуть ногу. Или разбить колено. Приходилось иногда ползти по камням, как по лестнице. И даже подсаживать Белого.

…Когда выйдешь на Сквозную Ледниковую, не пугайся…

…Если что увидишь, не обращай внимания… Не должно тебя это интересовать…

Что это?

Что имел в виду Лыков?

На очередном повороте черная каменная стена вспыхнула перед Вовкой волшебным разливом синевато поблескивающих кристалликов.

Будто искрами ледяными плеснули в глаза.

Он оглянулся.

Луны не было, но странный смутный свет явственно распространялся, явственно стекал по тропе, как разлитое холодное молоко. Белый даже зарычал, поднимая лапу, шерсть на загривке поднялась. «Выйду к палатке, – почему-то решил Вовка, – сразу дам сигнал бедствия!» Но тут же перерешил. «Никаких сигналов бедствия! Пусть фрицы их подают!»

Но было страшно.

Он устал и замерз. И путался под ногами Белый.

Вместо того, чтобы спать спокойно в бревенчатом Игарском бараке, Вовка зачем-то полз по обледенелой тропе. Вместо того, чтобы сидеть над учебниками, зачем-то всматривался в темные каменные обрывы. Непонятное зарево, распространяющееся над ущельем, его пугало.

«А мама говорила…»

Он вспомнил о маме, и на губах появилась улыбка.

Мама любила рассказывать о Крайночном. Она часто говорила: «Обжить остров – это почти как открыть его! А Крайночной – он веселый! Еще снег повсюду, еще льды гонит по морю, а на острове – весна! Корочку наста проломишь, а под снегом зеленые лужайки… Как крохотные теплицы… Камнеломка там – зеленей не бывает… И веселые бутончики полярного мака…»

Вовка невыразимо любил маму!

«Встретимся, ни на шаг больше не отойду, – решил. – Так и буду за ней везде ходить.»

Белый, поскуливая, ткнулся ему в ноги.

«На, на», – сунул ему сухарь Вовка. И почему-то вспомнил про замороженную пшенную кашу… Про нее радист говорил…

24

Было время, Вовка мечтал стать шофером.

Веселое дело! Крути баранку, гони автомобиль по проселочным пыльным дорогам – перед тобой вся страна!

Было время, Вовка мечтал стать летчиком.

Тоже веселое дело! Веди рокочущий самолет сквозь грозовой фронт, перебрасывай нужные грузы, ищи надежную посадку. Нельзя не летать в стране Чкалова, Леваневского, Громова, Коккинаки!

Было время, мечтал стать метеорологом.