И что же? Дом Афонсу, не раздумывая, вырвал несколько волосков из своей холеной длинной бороды — и вручил их своему высокородному «морскому волку», в качестве залога. Через несколько недель, после пополнения опустевшей кассы средствами за счет полученной с Ормуза ежегодной дани и выплаты всем служилым людям положенного им жалованья, Лашкар явился снова. «Не желаете ли выкупить волоски из своей бороды?» — поинтересовался он у Албукерки. Поскольку денег в кассе больше не осталось, губернатор заплатил из собственного кармана (а если быть точнее — кошелька).
Менее забавной, чем история столь безоглядно доверявшего генерал-капитану моряка с громкой фамилией, была другая история, приключившаяся с неким алебардщиком, выразившим свое недовольство задержкой выплаты ему положенного жалованья, вылив в окно помойное ведро. как на грех, в то самое мгновение, когда внизу проходил губернатор. У Албукерки хватило выдержки сделать вид, что он счел поступок алебардщика непредумышленным. Никаких дисциплинарных мер не применял дом Афонсу и к другим своим подчиненным, даже осмеливавшимся бранить его открыто за «зажим» их жалованья. «У них есть все основания гневаться» — говорил он
взятия Константинополя крестоносцами-«латинянами» в 1204 году и просуществовавшего до 1261 года. Никейская империя была крупнейшим и самым жизнеспособным из средневековых греческих государственных образований; её василевсы (цари) продолжали считать себя единственными законными правителями Восточной Римской империи (Романии и «Византии») и преемниками императоров Древнего Рима, а официальным названием государства было «Римское (Ромейское) царство», или «Ромейская василия».
своему окружению — «они исправно несли службу, а денег за это не получили. Хвала Господу, что они не учинили ничего похуже! Должны же они давать какой-то выход своим чувствам! Пусть лучше избирают меня мишенью для выражения своего справедливого недовольства, чем пренебрегают своими служебными обязанностями!»
Наконец, в 1514 году у дома Мануэла Счастливого случился приступ нехарактерной для него щедрости. Он дал губернатору Индии право самостоятельно расходовать восемь тысяч крусаду ежегодно на материальное поощрение своих подчиненных за особые заслуги. Эта добрая весть молниеносно разошлась по всей португальской Индии, побудив Албукерки к саркастическому замечанию: «Кажется, теперь мое лицо больше нравится подчиненным, чем прежде».
Однако этот прилив монаршей щедрости больше не повторялся. Как правило, в получаемых Албукерки королевских письмах содержались лишь претензии и жалобы на чрезмерные траты, неоправданные расходы, обвинения во всевозможных упущениях, непрактичные предложения и приказы, противоречившие друг другу. «Ведомо ли Вам, что Вы постоянно изменяете Вашу политику?» — писал, приведенный в отчаяние переменчивостью короля и его решений, губернатор дому Мануэлу. «Индия — не крепость Эл Мина, о которой нечего особо беспокоиться, ибо она пребывает в Вашей полной власти. Если Ваше Величество будет и впредь идти по этому пути, все здесь может перевернуться. Мне думается, Вас побуждают действовать так письма наших индийских сочинителей».
Чтобы уважаемым читателям было ясно, что имел в виду дом Афонсу, автор настоящей книги даст два необходимых, на его взгляд, пояснения.
1) В правление короля Жуана португальцы построили в 1482 году в Эл Мине на западноафриканском Золотом берегу мощную крепость, под защитой которой получили возможность, согласно хронисту Дуарти Пашеку, «сто семьдесят тысяч добраш золота ежегодно».
2) Под «нашими индийскими сочинителями» Афонсу Албукерки подразумевал вечно недовольных нытиков, описывавших все, происходящее в Индии, со своей собственной, весьма пристрастной и необъективной, точки зрения, настраивая всех и каждого против губернатора. «Если им нечего поставить мне в вину, они прибегают к выдумкам. Гадалки города Гоа и окрестностей открывают им тайны грядущего, и таким образом они собирают приправы к пирогу, подаваемому ими ежегодно на стол Вашего Величества».
К уже упоминавшейся выше клике клеветников и интриганов, состоявшей из Реала, Морену и Диогу Перейры, принадлежал также двоюродный брат последнего — Гашпар Перейра, обладатель пышного титула «секретаря (по делам —
Гашпар Перейра, перешедший к дому Афонсу «по наследству» от вице-короля Индии Франсишку ди Алмейды, слишком серьезно относился к своему титулу. Прежде он постоянно жаловался, что Алмейда, испытывая к нему неприязнь, не спрашивает у него совета. Албукерки же, испытывавший к дому Гашпару ничуть не меньшую неприязнь, давал ему крайне нелестную оценку: «Он годен лишь на то, чтобы строить козни, но в этом деле разбирается лучше кого бы то ни было».