Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу

«Я, Афонсу ди Альбукерки, свидетельствую, что поклялся Нашему Государю, Королю, в Его Присутствии, не посвящать никого в решение, принятое касательно осуществляемого в настоящее время Франсишку ди Алмейдой управления Индией и на случай его возвращения или его смерти, до тех пор, пока это решение не вступит в силу и я не сменю его (Алмейду — В.А.) в должности. Я клянусь своей верой и даю торжественное обещание соблюдать это условие. Закрытый и скрепленный печатью документ о моем назначении я беру с собой (в Индию — В.А.), согласно милостивой воле Нашего Господина и Короля. Лиссабон, в 27 день февраля 1506 года».

На протяжении восемнадцати месяцев, прошедших со времени возвращения Албукерки из Индии, дом Афонсу не раз имел возможность беседовать с королем, который, хоть и не особенно хорошо разбирался в людях, разглядел в этом человеке, полном великих идей, недюжинный ум и способность мыслить широко, масштабно и нетривиально. Поэтому дом Мануэл не преминул использовать эти способности и дарования Албукерки в собственных интересах.

«Перечному флоту» очередного, 1506 года (состоявшему из шестнадцати каравелл королевского флота и частного корабля Триштана да Куньи) надлежало, по плану, разработанному королевскими советниками, достичь острова Сокотра и построить на нем форт. Опираясь на этот форт как базу, португальские морские стратеги планировали причинять ощутимый ущерб арабскому торговому мореплаванию, перехватывая «мавританские» корабли, курсировавшие между Индией и Красным морем. Однако выжженный солнцем, угрюмый остров, затерянный в водах Аденского залива, интересовал благочестивого португальского монарха не только по мирским причинам. Считалось, что в свое время вездесущий апостол Фома обратил в христианство и жителей Сокотры. Но озабоченный спасением их душ дом Мануэл опасался, не утратили ли островитяне, за почти полторы тысячи лет своей изоляции от христианского мира, чистоты преподанного им святым апостолом учения Христа (сохраненного, как был уверен лузитанский монарх, во всей своей первозданной чистоте лишь единственной истинной, по его глубочайшему убеждению, римско-католической церковью). И потому король включил в состав экспедиции на Сокотру, кроме солдат и моряков, еще и смиренного душепастыря — монаха духовного Ордена францисканцев, дабы тот, в случае необходимости, наставил заблудших овец стада Христова, на путь истинной веры и возвратил их в лоно истинной церкви.

Афонсу ди Албукерки получил особое задание, после принятия военных и религиозных мер обеспечения португальского влияния на Сокотре, отправиться в северную часть Индийского океана, исследовать аравийское побережье и захватить расположенные там важные опорные пункты магометан. В знак своего высокого монаршего благоволения король вручил будущему губернатору Индии драгоценное знамя из белого шелка с нашитым на него красным крестом рыцарей Христа. С тех пор полученный от дома Мануэла «тамплиерский» стяг[38] гордо реял над головой Албукерки во всех данных им врагам Креста сражениях, а по прошествии шестидесяти лет сопровождал, выцветший и превратившийся почти в лохмотья, прах Албукерки домой, в родную Португалию…

Кормчим флагманского корабля дома Афонсу «Сирни» («Кружок») был назначен Диаш ди Солиш, который, однако, незадолго до отплытия убил свою супругу и бежал, спасаясь от суда, в Испанию, с распростертыми объятиями принимавшую всех португальских перебежчиков (особенно — знакомых с морским делом). Зачисленный на испанскую службу, женоубийца впоследствии открыл «Серебряную реку» — Рио де Ла Плата — в Новом Свете, вписав свое имя в мировую историю уже не кровавыми, а, так сказать, серебряными буквами.

Между тем Афонсу, сгорая от нетерпения, ждал нового кормчего на замену ди Солиша. Кроме того, не хватало подходящих людей для команд ждавших отплытия за море кораблей. Ибо всю весну 1506 года в Лиссабоне свирепствовала «моровая язва». Албукерки опасался, что ему придется оставить на берегу чуть ли не половину завербованных им в столице Португалии людей, поскольку никто не хотел пускаться в плавание на одном корабле с лиссабонцами, подозревая в каждом из них потенциального разносчика заразы.

Утром 5 апреля дом Триштан да Кунья вышел в море. На следующий день Албукерки, так и не дождавшись нового кормчего для своего флагмана, также велел поднять паруса. «Я полагал, что способен сам довести свой корабль до Индии не хуже всякого кормчего» — писал он в своем отчете королю. Вечером того же дня флагман Албукерки нагнал уже вышедшую в море эскадру.