Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу

Увы, именно этого — идти каждому своим собственным путем! — хотелось всем его капитанам, а не только Мануэлу Телишу, и не только под Мускатом…Они досыта «наслужились» и «навоевались» под командованием столь «педантичного» начальника, причем не скрывали этого не только от собственных подчиненных, но и от туземцев (что было особенно опасно). Мало того! Они открыто сеяли в сердцах и душах команд своих кораблей семена губительного мятежа, намекая подчиненным, что тем, якобы причитается часть денег, уплачиваемых Ормузом в виде дани. Одержимые принимавшим уже поистине патологические формы стремлением осложнить жизнь ненавистному начальнику, капитаны не погнушались даже открытой клеветой, обвиняя дома Афонсу в присвоении уже выплаченных ормузцами двадцати тысяч серафимов и в изменническом замысле объявить себя, после завершения строительства форта, самодержавным правителем Ормуза, независимым от Португалии.

Постепенно атмосфера накалилась, а обстановка обострилась настолько, что, по словам Албукерки, «для исправления положения стали потребны топор правосудия и долготерпение Иова». Однако применение первого — увы! — выходило за рамки данных ему королем полномочий, вторым же он — увы! — не обладал. Тем не менее, он попытался разрядить сложившуюся обстановку и пошел на компромисс. Дом Афонсу объявил своим пышущим злобой капитанам, что освобождает их от строительных работ, однако в то же время запрещает им впредь без его дозволения сходить на берег. Что же до Таворы, то он возвратил ему командование кораблем.

И тут в игру вступил Кожиатар, постоянно зорко наблюдая из своего ормузского змеиного гнезда глазами соглядатаев за всем, происходящим в португальском стане и выжидая подходящего момента. Его первым ходом в развернувшейся «шахматной партии» был подкуп агентами коварного визиря, четырех моряков эскадры Албукерки — не природных португальцев — истинных потомков древних лузитан, — о нет, а «приблудившихся» к ним двух испанцев, грека и мулата-полукровку с острова Мадейра. Золото и щедрые посулы невообразимых для сынов Европы перспектив на службе всемогущему визирю склонили этих четырех «морально и идеологически неустойчивых» матросов к дезертирству. От перебежчиков визирь наконец-то узнал как о подлинной численности и силе (а точнее — слабости) португальцев, так и о раздоре в португальском стане. С довольною ухмылкой, потирая руки, торжествующий Кожиатар, не мешкая, потребовал от Албукерки прекратить строительство форта и убираться восвояси. Так сказать, «сматывать удочки».

От вет Албукерки был краток и полон дост оинст ва (хотя и вызывал невольно в памяти обычаи Чингисхана и Тимура): «Дом Мануэл приказал мне построить форт. И — клянусь моей бородой! — я его построю, даже если мне придется складывать стены из мусульманских костей!»

Выдвинутое домом Афонсу требование выдать ему дезертиров долго отклонялось Кожиатаром под разными, более или менее вежливыми и дипломатичными, предлогами. И лишь по прошествии двух недель бурных переговоров визирь согласился обменять четырех христиан-перебежчиков на восемьдесят мусульман, томившихся в португальском плену. Албукерки, лично прибывший в заранее оговоренное место обмена на берегу, рапортовал впоследствии королю дому Мануэлу: «Ормузцы заставили меня ждать долгие часы на самом солнцепеке, когда же они, наконец, соизволили явиться, то отказались выдать мне моих людей. Пока я дожидался, то наблюдал, как они перегораживали улицы, частью — камнями, скрепленными раствором, частью — древесными стволами, и вытаскивали свои корабли на сушу». А Гашпар Родригиш, переводчик, ухитрился рассмотреть в толпе ормузцев четырех презренных дезертиров, облаченных в пышные персидские одежды, и, судя по их виду, весьма довольных собой и жизнью. Возмущенный до глубины души очередным вероломством «мавров», Албукерки удалился, прихватив с собой восемьдесят пленных магометан, готовый к предстоящей схватке.

На борту «Сирни» дома Афонсу ждало новое «Рекверименту» недовольных капитанов, содержавшее их энергичный протест против возобновления враждебных действий. «В противном случае (то есть, если Албукерки снова прикажет напасть на Ормуз — В. А.) мы намерены не принимать участия в военных действиях, а дабы наше решение было закреплено, и никто из нас впоследствии не попытался бы отрицать свое участие в его принятии, мы все ставим под ним свои подписи в этот пятый день января 1508 года».

В ответ Главнокомандующий разразился такими громами и молниями, что, перепуганные его грозным словоизвержением, капитаны, признавшись дому Афонсу в недостойной злобе, побудившей их взяться за перо, единогласно выразили свою готовность отныне следовать любым его приказам и участвовать в предстоящей схватке с мусульманами.

Похоже, Албукерки, в самом деле, требовалось долготерпение многострадального Иова.