Читаем Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу полностью

Тем не менее, они, уповая на милость Фортуны, продолжали плавание, пока не дошли до Ормуза. где Кожиатар с издевкой сунул под нос Албукерки письмо португальского вице-короля Индии. В льстивом изысканном стиле заметно отличавшемся от принятой Албукерки манеры общения с ближне- и средневосточными вельможами, Алмейда приносил свои самые искренние извинения за поведение дома Афонсу в Ормузе, которое ни в коем случае не останется безнаказанным, отказывался от форта и вполне удовлетворялся получением с Ормуза ежегодной дани.

Никогда, даже в самом страшном сне, дому Афонсу не могло привидеться, что вице-король, на чью поддержку Албукерки так рассчитывал, отступится и отречется от него. Поначалу старый воин даже усомнился в подлинности написанного на персидском языке витиеватого послания Алмейды. Однако вскоре выяснилось, что письмо вице-короля Индии не было подделкой.

Ситуация, в которой оказался Албукерки, брошенный вице-королем на произвол судьбы, была прямо-таки «аховой».

Но он не сдавался и, чтобы испытать визиря, потребовал от того уплаты оговоренной дани. Кожиатар решительно отказался выполнить столь наглое требование. О какой дани вообще могла идти речь, когда недавнее разграбление Калията португальцами принесло им, по самым скромным подсчетам, не меньше пятнадцати тысяч серафимов? Ввиду подобной неуступчивости визиря ормузского царя, четырем каравеллам пришлось незамедлительно возобновить блокаду.

В последних числах сентября португальцам удалось добиться достойного упоминания успеха на суше. Взятый ими «язык» сообщил под пыткой о прибытии в Набенд, селение на материковом побережье, пятисот персидских стрелков из лука, ожидающих удобного момента для переправы на остров Ормуз. Эти лучники считались лучшими, отборными воинами шаханшаха Персии. Противопоставить пяти сотням этих новоявленных «бессмертных»[52] Албукерки (должно быть, поневоле вспомнивший о давнишних битвах с персами своего кумира — Александра Македонского) мог только команды двух каравелл, что составляло в общей сложности менее ста человек. Кроме того, «спецоперацию» по уничтожению персидских лучников было необходимо провести в обстановке глубочайшей секретности, под покровом ночи, завершив ее к утру, чтобы ормузцы при свете дня не обнаружили отсутствие команд на двух из португальских каравелл.

С наступлением темноты, португальский десант на гребных лодках, стараясь производить как можно меньше шума, подошел к берегу «Большой Земли». Но, несмотря на все меры предосторожности, его приближение было обнаружено обладавшими острым слухом неприятельскими часовыми. И когда шлюпка самого Албукерки, шедшая первой, пристала к казавшемуся совсем безлюдным песчаному берегу, непроглядный мрак аравийской ночи изверг из своих глубин град стрел. Дожидаться подхода остальных шлюпок означало бы нести все большие потери от остававшегося все еще невидимым противника. И дом Афонсу, возглавив свою крохотную рать, состоявшую из двадцати восьми бойцов (считая его самого), повел ее быстрым шагом, переходящим в бег, на незримого в темноте неприятеля, стремясь как можно скорее преодолеть поражаемое стрелами пространство и дорваться до шкуры противника. Самоубийственная, казалось бы, атака «десантуры» Албукерки оказалась успешной. «Кто, если не мы!?»… Когда подоспели остальные португальские десантники, авангард Албукерки, уже ворвавшийся в Набенд, вел бой за мечеть. Схватка была жестокой. Персы мужественно сопротивлялись, но драться с подобным противником им еще не приходилось. И потому еще до наступления рассвета победоносные португальцы, «усталые, но довольные», почти без потерь вернулись на свои каравеллы. Причем не с пустыми руками (в Набенде им удалось кое-чем поживиться).

Но, как это часто бывает в жизни, за этим триумфом последовал тяжкий удар судьбы. Капитан Диогу ди Мелу, крейсировавший у богатого водными источниками острова Ларек (или Ларак), в один прекрасный день отплыл в шлюпке на разведку, и не возвратился на свой корабль. Позднее команда его каравеллы увидела плававшие в море шесть трупов. Плененный португальцами на следующий день островитянин рассказал о происшедшем. Один из высланных Кожиатаром кораблей заманил шлюпку капитана ди Мелу в засаду. Экипаж шлюпки отказался сдаться, и был перебит ормузцами, за исключением одного единственного человека, взятого «маврами» в плен. Капитан Диогу ди Мелу прыгнул за борт, как был, в полном, тяжелом вооружении, и сразу же камнем пошел ко дну. Потеря восьми первоклассных бойцов за один день привела к серьезному ослаблению и без того крайне малочисленных сил Албукерки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерус

Белая гвардия Фридриха Эберта
Белая гвардия Фридриха Эберта

В нашей стране почти неизвестна такая интересная и малоизученная страница Гражданской войны, как участие белых немецких добровольческих корпусов (фрейкоров) на стороне русских белогвардейцев в вооруженной борьбе с большевизмом. Столь же мало известно и участие фрейкоров (фрайкоров) в спасении от немецких большевиков-спартаковцев молодой демократической Германской республики в 1918–1923 гг.Обо всем этом повествуется в новой книге Вольфганга Акунова, выходящей в серии «Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерусалимского Храма», ибо белые добровольцы стали последним рыцарством, архетипом которого были тамплиеры — рыцари Ордена бедных соратников Христа и Храма Соломонова.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вольфганг Викторович Акунов

Военная документалистика и аналитика
Божьи дворяне
Божьи дворяне

Есть необыкновенная, не объяснимая рассудочными доводами, притягательность в идее духовно-рыцарского, военно-монашеского, служения. Образ непоколебимо стойкого воина Христова, приносящего себя в жертву пламенной вере в Господа и Матерь Божию, воспет в знаменитых эпических поэмах и стихах; этот образ нередко овеян возвышенными легендами о сокровенных, тайных знаниях, обретенных рыцарями на Востоке в эпоху Крестовых походов, в которую возникли почти все духовно-рыцарские ордены.Прославленные своей ратной доблестью, своей загадочной, трагической судьбиной рыцари Христа и Храма, госпиталя и Святого Иоанна, Святого Лазаря, Святого Гроба Господня, Меча и многие другие предстают перед читателем на страницах новой книги историка Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях, конфликтах и переплетениях той эпохи, когда в жестоком противостоянии сошлись народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство.Сама эта книга в определенном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью Добра и Зла, Правды и Лжи, Света и Тьмы, вводя читателя в тот необычный мир, в котором молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу, согласно максиме: «Да будет ваша молитва, как меч, а меч — как молитва»…

Вольфганг Викторович Акунов

Христианство

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное