Читаем Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу полностью

Умный, хитрый и дальновидный, пират с самого начала встал на сторону португальцев, оказавшись для них весьма полезным в самых разных отношениях еще до вступления Албукерки в должность правителя Индии. И вот теперь, как только флот дома Афонсу замаячил на рейде Онура, Тиможа, нагрузив гребное судно доверху свежайшими, отборнейшими фруктами, подплыл к флагманскому кораблю португальцев засвидетельствовать Албукерки, так сказать, «респект и уважуху». Приглашенный на борт, морской разбойник в свойственной ему несколько театральной манере, сообщил губернатору неожиданную для того новость.

«Куда изволили собраться с этим большим флотом?» — поинтересовался пират у Албукерки, и, когда тот ответил, что держит курс на Суэц сражаться с египтянами и турками, корсар воскликнул: «Зачем вам отправляться драться с турками и египтянами в такую даль, когда они готовятся к войне у Вас под самым носом!?» После этого довольно-таки таинственного вступления, Тимоша приступил к своему долгому докладу, описав сложные политические хитросплетения исламской державы Декан.

Царь Декана был правителем лишь по названию. Вельможи подчиненной ему чисто формально державы, многочисленные «турки», то есть — тюрки, и менее многочисленные персы, постоянно соперничали между собой во влиянии на личность царя и в борьбе за реальную власть. В настоящее время судьбами страны вполне полновластно распоряжался владыка Гоа — Юсуф Адиль Хан, более известный под именем Сабайо, или, в португальском произношении — Сабажу[59], строивший грандиозные планы. Правитель Гоа принял на службу целый ряд «турецких» (или, точнее, тюркских) специалистов, уцелевших в морском сражении при Диу и обещавших своему новому господину построить ему корабли по образцу португальских, дабы обеспечить властителю Гоа возможность вымести, словно метлой, из Индии заморских «неверных псов». На момент беседы Тиможи с Албукерки восемь построенных тюрками по португальскому образцу новых кораблей были уже спущены на воду, а «множество» других еще не покинули верфи.

Жителям Гоа — по большей части индусам (ибо город Гоа был отнят мусульманским Деканом у индуистского Виджаянагара не так давно), планы Юсуфа Адиля были не особенно по вкусу. Тюркские начальники, исповедовавшие, естественно, ислам, всячески притесняли коренных гоасцев, как «презренных многобожников». Купцов-индусов лишали львиной доли заработанной прибыли, горожан обрекали на рабский, непосильный труд, душили непомерными налогами и податями. Даже туземные воины-индусы не выдерживали лютого тиранства своего магометанского начальства, дезертируя при первой же возможности, хотя пойманных беглецов ждала суровейшая кара. Город Гоа, изнывавший и томившийся под игом мусульман, готов был, как спелый плод, упасть в руки тому, кто их к нему протянет. Тем более, что был почти никем не охраняем. Ибо сына Сабажу и главнокомандующего вооруженными силами мусульманского царства — Идалкана[60] (так португальцы сократили, для удобства, казавшееся им слишком труднопроизносимым его длинное имя «Исмаил Адиль Хан») — не было в городе. Он недавно ушел в поход со всем своим войском, и должен был еще не скоро возвратиться.

«Гоа — лакомый кусочек, сеньор!» — уверял Тиможа Албукерки, всячески расписывая прелести оставшегося почти беззащитным богатого портового города. В качестве торгового центра с Гоа мог соперничать разве что Каликут. Подчинивший Гоа своей власти непомерно бы обогатился только за счет таможенных пошлин, взимаемых за ввоз чистокровных арабских лошадей. Кроме того, в Гоа, расположенном на речном острове, в отличие от Ормуза, имелись в изобилии хорошая пресная вода, жирная, плодородная почва и достаточно леса для кораблестроения. Когда же морской разбойник, хорошо осведомленный обо всем, что касалось Гоа, заверил Албукерки, что уровень воды в гоаской гавани даже во время отлива достаточен даже для самых тяжелых каравелл с низкой осадкой, последние сомнения дома Афонсу развеялись, как дым.

На деле захват Гоа прошел еще более гладко, чем было предсказано Тиможей. Как только португальцы двинулись на приступ портовой цитадели Пангим, индусский гарнизон бежал, не оказав никакого сопротивления. После чего депутация горожан припала к стопам Албукерки, моля о пощаде для города, сдающегося на его милость безо всяких условий.

Приняв безоговорочную капитуляцию Гоа, дом Афонсу от имени своего короля вступил во владение городом в ходе торжественной публичной церемонии. «Отцы города» встретили губернатора у городских ворот и, преклонив колена, вручили ему ключи Гоа и шелковое знамя. После чего Албукерки сел на подведенного ему туземцами великолепного коня с седлом, обитым серебром, и, под ликованье горожан, вступил, во главе своих португальцев, в Гоа, открывший перед ним ворота, как пред своим избавителем от тюркского ига. Ликующие горожане осыпали губернатора цветами — как живыми, так и искусно изготовленными из золотой и серебряной филиграни.

Так город Гоа без единого выстрела, без единого взмаха меча, перешел во владение Португалии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерус

Белая гвардия Фридриха Эберта
Белая гвардия Фридриха Эберта

В нашей стране почти неизвестна такая интересная и малоизученная страница Гражданской войны, как участие белых немецких добровольческих корпусов (фрейкоров) на стороне русских белогвардейцев в вооруженной борьбе с большевизмом. Столь же мало известно и участие фрейкоров (фрайкоров) в спасении от немецких большевиков-спартаковцев молодой демократической Германской республики в 1918–1923 гг.Обо всем этом повествуется в новой книге Вольфганга Акунова, выходящей в серии «Документы и материалы древней и новой истории Суверенного Военного ордена Иерусалимского Храма», ибо белые добровольцы стали последним рыцарством, архетипом которого были тамплиеры — рыцари Ордена бедных соратников Христа и Храма Соломонова.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вольфганг Викторович Акунов

Военная документалистика и аналитика
Божьи дворяне
Божьи дворяне

Есть необыкновенная, не объяснимая рассудочными доводами, притягательность в идее духовно-рыцарского, военно-монашеского, служения. Образ непоколебимо стойкого воина Христова, приносящего себя в жертву пламенной вере в Господа и Матерь Божию, воспет в знаменитых эпических поэмах и стихах; этот образ нередко овеян возвышенными легендами о сокровенных, тайных знаниях, обретенных рыцарями на Востоке в эпоху Крестовых походов, в которую возникли почти все духовно-рыцарские ордены.Прославленные своей ратной доблестью, своей загадочной, трагической судьбиной рыцари Христа и Храма, госпиталя и Святого Иоанна, Святого Лазаря, Святого Гроба Господня, Меча и многие другие предстают перед читателем на страницах новой книги историка Вольфганга Акунова в сложнейших исторических коллизиях, конфликтах и переплетениях той эпохи, когда в жестоком противостоянии сошлись народы и религии, высокодуховные устремления и политический расчет, мужество и коварство.Сама эта книга в определенном смысле продолжает вековые традиции рыцарской литературы, с ее эпической масштабностью и романтической непримиримостью Добра и Зла, Правды и Лжи, Света и Тьмы, вводя читателя в тот необычный мир, в котором молитвенное делание было равнозначно воинскому подвигу, согласно максиме: «Да будет ваша молитва, как меч, а меч — как молитва»…

Вольфганг Викторович Акунов

Христианство

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное