– Не надейтесь на то, что означенные вами славянские армии разбегутся при первых выстрелах, – ответил эрцгерцог, – для них это война за существование, так что драться они будут яростно, до последнего бойца. К тому их боевой энтузиазм будет подкреплять мысль, что им на помощь уже прорубаются хорошо вооруженные и подготовленные русские войска. Вас не приглашали в прошлом году на русские летние большие маневры на южном Урале и в соседних степях, а я удостоился такой чести. По крайней мере, тогда все выглядело довольно угрожающе…
– Но все равно, – упрямствовал начальник Австрийского генерального штаба, – не можем же мы ничего не предпринимать, пока на нас готовится нападение. Я понимаю, что наша армия не столь велика, как у противостоящей нам коалиции, и ее вооружение оставляет желать лучшего, но мы не имеем никакого права сдаваться врагу без боя.
– А вас никто и не просит сдаваться, – ответил наследник австрийского престола, – в настоящий момент вы должны подготовить планы мероприятий по мобилизации и обороны перевалов в Карпатах и Татрах. Удержать всю Галицию не стоит и пытаться, главное – предотвратить прорыв русских армий на венгерскую равнину. Если войско царя Михаила увязнет в кровавых боях, тогда, быть может, и кайзер Вильгельм воздержится от враждебных действий. Кроме того, надо учитывать, что русские войска будут разделены и нацелены не только на нас, но и на Турцию, а значит, вам будет вдвое легче. Все прочее, мой дорогой Франц, по обстоятельствам. А то кто его знает, может, и вовсе обойдется без войны и, денонсируя Берлинский трактат, императоры имели в виду только его Величество султана турецкого, который в последнее время ведет себя самым непотребным образом. А потому, прежде чем загремят пушки, должны как следует поработать дипломаты. Не так ли, мой дорогой дядюшка?
– Воистину так, мой дорогой Франц Фердинанд, – прослезился старый император, – ты так хорошо все продумал. Если кому и суждено спасти нашу империю, так это только тебе. Поэтому сделаем все так, как ты сказал. Военное ведомство пусть готовится к войне, а дипломаты пусть ищут способ от этой войны отвертеться. Вы меня поняли, господа?
9 июня 1908 года. Ораниенбаум. Большой (Меньшиковский) дворец.
Отрывок из дневника Великой княжны Ольги Николаевны.
Сегодня утром в Ораниенбаум прибыла госпожа Антонова. Когда я увидела ее из окна, идущей по дорожке в сопровождении Вячеслава Николаевича, то сердце мое отчего-то екнуло – наверное, это было предчувствие скорых перемен в моей жизни… Как оказалось впоследствии, наитие не подвело меня. Было у меня чувство, что что-то должно произойти. Мой дядя Михаил, не в пример Папа, человек решительный, даже слишком, с необычайной легкостью разорвал дурацкий Берлинский трактат, позоривший Россию тридцать последних лет, и выпустил тем самым на волю силы, которые будут кромсать карту Европы, уничтожая одни государства и усиливая другие. Там, где папа пытался управиться столовым ножом, нынешний государь наотмашь махнул шашкой и разрубил гордиев политический узел, некогда завязанный Бисмарком. Представляю, как забегали все в Вене, Стамбуле и некоторых других местах. А также у нас, потому что еще предостаточно людей, которым сладко было бы видеть падение и унижение России.
Вот и госпожа Антонова, которая наверняка прибыла по какому-то важному делу, сразу же уединилась с тетушкой и долго разговаривала с ней о чем-то. За это время мои смутные догадки превратились в уверенность, что речь у них шла именно обо мне.
Наконец они закончили свой разговор. Меня позвали вниз. Конечно же, теперь им необходимо было поговорить со мной… Но о чем? По правде говоря, я была заинтригована и немного волновалась. Я думала: неужели будет обсуждение моего грядущего замужества? Надеюсь, ничего не изменилось?
Мысли о пригожем и обходительном сербском королевиче стали привычны для меня за это время. Кажется, я даже была влюблена… Но, впрочем, разве грешно быть влюбленной в своего же будущего жениха, вполне достойного и обаятельного молодого человека? Думаю, что нет. Наоборот, это большая удача, что мы с Георгием понравились друг другу… Едва ли что-то могло помешать нашим планам. Так что с некоторых пор добродушные поддразнивания сестричек перестали на меня действовать.