И тут же за бронированным и мгновенно потемневшим остеклением ГКЦ вспыхнул яростный, какой-то неземной свет взрыва. Спецбоеприпас подобно гигантской пуле на сотню метров вошел в компактную массу льда и вмерзшего в него обломочного материала. По мере того как эта ледышка таяла и испарялась, астероид постепенно терял массу, но этот процесс до поры до времени сохранял в неприкосновенности его ядро. Именно так, за счет плавления внешней оболочки с уносом расплавленной массы набегающим потоком, и устроена теплозащита (абляционный метод) многих спускаемых космических аппаратов, которым требуется преодолевать такую же бушующую ярость раскаленной атмосферы. Ядерный взрыв в триста пятьдесят килотонн раздробил астероид в каменно-ледяной щебень, что вызвало резкий рост лобового сопротивления и лавинообразный переход кинетической энергии в тепловую, а это и есть взрыв. Произошло это на высоте тринадцати километров над самой серединой пролива Ламанш, на полпути между Дьеппом и Истборном. Чтобы ударная волна, ослабленная не столько расстоянием, сколько стратосферной высотой подрыва, дошла до «Москвы», потребовалось две с половиной минуты. А пока в главном командном центре, наглухо задраенном бронированными ставнями, бушевала буря эмоций: «Ух ты!», «Ура!», «Мы это сделали!», «Отлетался поганец!» и прочее.
К тому времени, когда стена спрессованного взрывом воздуха прошлась вдоль ракетного крейсера, обрушившись на не столь уж далекий берег, огненный шар, вспыхнувший на месте почившего в бозе астероида, уже изрядно потускнел и подобно окутанному пленкой тумана светящемуся пузырю принялся всплывать вверх, все выше и выше. Никакой ножки «гриба» при стратосферных взрывах не образуется, ибо нет пыли и обломочных материалов, втягиваемых в зону взрыва с поверхности земли. Картина больше напоминает гигантскую постепенно остывающую туманную медузу, возносящуюся вверх на десятки километров. «Гриб» от сахаровской сверхбомбы, имевшей аналогичную мощность, поднялся вверх на семьдесят километров, и то, что после взрыва осталось от астероида, повело себя так же. И вместе с этой «медузой» в верхнюю стратосферу, все без остатка, вознеслись радиоактивные продукты, образовавшиеся при подрыве спецБЧ. Всплывающий к небесам чудовищный призрак видели на все территории Франции и Британии (включая Ирландию), в северной Испании и северной Италии, Копенгагене, Берлине и Праге. Это вам, господа, Европа, где всем про все становится известно, а не глухая тунгусская тайга, в которой в радиусе тысячи километров от места взрыва едва набиралось двести человек населения. Впрочем, слишком большая плотность населения – это тоже плохо. Пусть и сильно ослабленная, ударная волна все же натворила дел и на британском, и на французском берегу. Были разрушенные постройки, сорванные крыши, выбитые стекла, раненые и покалеченные люди. Были инфаркты, переломы рук и ног, были и досрочно родившие и преждевременно умершие, но по сравнению с тем, что могло случиться, все это были чистые слезы.
Вволю налюбовавшись на дело рук своей команды, контр-адмирал Остапенко продиктовал для отправки в Зимний дворец следующую радиограмму: «Папа, операция прошла успешно, лекарство помогло, ваш дядюшка жив и почти здоров. Хирург.»
Ответ не замедлил себя ждать: «Выношу свое монаршее одобрение, сделано хорошо. Вертите дырки в кителях и мойте шеи[57]
. Михаил.».30 июня 1908 года, 07:05, Париж, Авеню дю Колонель Боннэ, дом 11-бис,
квартира Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус,
Зинаида Гиппиус, литератор, философ и добровольная изгнанница.
В этот день мы оба встали непривычно рано, с самым рассветом, когда на часах не было еще и пяти. Нельзя было и представить, чтобы мы могли проспать такой торжественный момент как падение Кометы…