Война за Проливы. Решающий удар

– И что делать нам сейчас? – будто верблюд брызнул слюной султан. – Мы уже потеряли одну из армий мирного времени: изнутри ее разложила пропаганда умников, желающих установления в Турции республики, а извне разгромила быстро мобилизовавшаяся болгарская армия. И ваш миллион аскеров, стянутых под Стамбул, точно так же будет разгромлен и не окажет нам никакой помощи, ибо русский царь хитер и безжалостен. Или вы не знаете, что пока основная часть русского войска воевала Австрию и немного Румынию, на Кавказе формировались еще две армии, стянутые русскими из гарнизонов Туркестана и Кавказа, а также составленные из озверевших от ярости армянских ополченцев-фидаинов? Что вы будете делать, если одновременно с наступлением по кратчайшему расстоянию на Стамбул русские нанесут удары на Эрзурум и Трабзон, а их флот парализует наше судоходство в Черном море? И вообще неизвестно, чем закончится эта война: очередным миром, урезающим пределы нашей державы, или полным уничтожением турецкой нации… Глядя на то, что произошло с Австрийской державой, я склоняюсь мыслью к последнему варианту. Пройдет совсем немного времени – и турок совсем не станет, а будут анатолийцы, сирийцы, курды, иракцы и прочие аравийские арабы, ибо не может быть нации турок-осман без существования государства Оттоманская Порта. Однажды мои предки на этих берегах сокрушили издыхающую от дряхлости Византийскую империю, твердой ногой встав на этой благословенной земле – и видимо, теперь пришло наше время уходить в историю с гордо поднятой головой. Последний византийский император погиб, сражаясь на стенах своей столицы, и я тоже не побегу прятаться от судьбы, но перед этим я повелеваю превратить Город в сплошную крепость, внутри которой не осталось бы никого, кто с радостью и надеждой ожидал бы прихода победителей. Когда русские возьмут город штурмом, вместо древней столицы им достанутся руины дворцов и мечетей, а также пепелища жилищ бедняков, заваленные трупами до конца сражавшихся правоверных и убитых их рукой неверных собак. Если вокруг нас в мире не осталось ни друзей, ни союзников, то пусть иностранцы – франки, инглизы и германцы, неважно, кто они: дипломаты или купцы – все до единого лягут в эту кучу трупов, которая станет памятником павшей великой империи турок-осман. А теперь, вы все, идите и выполните хоть это мое повеление, ибо я желаю предстать перед Аллахом в сопровождении как можно большей свиты, составленной из моих подданных и даже врагов! Идите, жалкие дети собаки, идите вон, я больше не желаю вас видеть!

Едва министры, пятясь задом, удались вон, из-за неприметной шелковой занавески вышел мальчик-слуга – он подал Повелителю Правоверных уже разожженный кальян, наполненный смесью отличного табака и отборнейшего гашиша. В последнее время Абдул-Гамид почти непрерывно пребывал в состоянии наркотических грез. Он надеялся, что с помощью этого средства, когда настанет решающий час, он без боли и страдания сможет переселиться из этого бренного мира в сады Джанны (мусульманский рай). Уплыл в грезы здесь, а пришел в себя уже там, в окружении молоденьких девственниц-гурий, до которых ему снова будет дело, потому в раю все праведники бывают снова молоды и красивы. И он, как воин Пророка, павший в бою от руки неверного, тоже будет иметь право называться праведником, сколько плохого он бы ни сделал в своей жизни…

5 августа 1908 года, раннее утро. Западный фронт и вечный бельгийский нейтралитет.

Обстановка на франко-германском фронте в первых числах августа продолжала оставаться терпимой для немецкого командования, по большей части расходующего патроны и снаряды, и совершенно невыносимой для французских генералов и премьера Клемансо: в жарком пекле приграничного сражения у них каждый день сгорали тысячи солдат. Широкие, тщательно пристрелянные пространства перед первой линией германской обороны пропахли порохом и неистребимым смрадом разлагающейся на жарком солнце французской мертвечины, и каждая атака только добавляла бессмысленных жертв. Французские шрапнели просто не могли достать германских шютце и сидящие в глубоких окопах пулеметные расчеты, поэтому каждый раз, когда французы поднимались в атаку, им в лицо бил свинцовый ветер из десятков пулеметных стволов и сухо щелкали винтовки, на выбор поражая любого, кто пытался размахивать руками и отдавать команды.