Отблески заката давно догорели, ночь вступила в свои права. Луна засияла над нашими головами, словно волшебная гномья секира, пролив на землю бледный свет, перечерченный удивительно резкими и четкими тенями. Уже сильно за полночь я услышал, как затопали, зафыркали встревоженные лошади. Прислушался, но ничего подозрительного не услышал. По ставшему внезапно бесшумным дыханию Урр я понял, что она тоже не спит и прислушивается. Но все вокруг было тихо, да и лошади вроде начали успокаиваться. Похоже, вокруг нашей стоянки опять бродил какой-то зверь. Пусть бродит, не медведь, и ладно.
Ночь шла к завершению, но становилось все холоднее и холоднее. Даже наши верные плащи уже не спасали. Урр долго ворочалась под своим плащом, но холод был такой, что проняло и привычную ко всему степнячку. Она встала, подобрала саблю и прицепила ее к поясу. Махнула несколько раз руками, согреваясь. Затем вытащила из седельной сумки небольшой топорик и свалила молодую сосенку, росшую на склоне. Сноровисто разрубив ее на несколько кусков, Урр собрала деревяшки и двинулась вверх вдоль лощины.
– Холодно, – объяснила она, заметив в свете луны, как я приподнял голову. – Пойду разведу костер между тех двух камней. Со стороны никто не заметит, а мы наконец согреемся.
– Каких камней? – Я лениво повернулся, чтобы взглянуть на лощину. Когда мы становились лагерем, никаких камней я вроде бы не заметил.
На склоне, на фоне звездного неба, действительно темнели две крупные глыбы. Да, странно, что мы сразу не встали там, была бы прекрасная защита от ветра. Да и костер из-за них никто не увидит, Урр права… Я еще лениво додумывал эту мысль, но внезапно меня обдало холодом. Этих камней не было, когда мы въезжали в лощину! Не было, потому что тогда бы мы их сразу заметили. Я вскочил, нашаривая рукоятку меча. Но в этот момент глыбы тоже задвигались. В темноте блеснули тусклым белесым светом круглые глаза с точками зрачков. Как у совы, только гораздо больше. «Камни», уже не таясь, распрямились и превратились в две огромные безобразные фигуры, размахивающие здоровенными дубинами. Пахнуло мерзким запахом тухлятины. Тролли, будьте вы прокляты! Причем сразу двое, что уже совсем плохо.
– Урр, назад! – заорал я, кидаясь к орчанке. Но уродливые твари двигались с проворством, которого от них трудно было ожидать. Урр только и успела, что выронить дрова, когда первый из троллей выпустил дубину и схватил орчанку своими лапами, толщиной и видом напоминавшими скрученные древесные стволы, кое-где покрытые лишайниками.
Что делает любая женщина, когда на нее из темноты выпрыгивает чудовище? Кричит, после чего обычно с чувством выполненного долга падает в обморок. Что делает орчанка, если чудовище, выскочившее из темноты, уже схватило ее и собирается отгрызть голову? Тоже кричит. Точнее, рычит. Со звериным рыком Урр извернулась в лапах тролля и высвободила одну руку. Не мешкая она вырвала из ножен саблю и ткнула клинком прямо в пасть схватившей ее твари. Тролль завыл и отшвырнул кусачую добычу. Орчанка отлетела прочь, выронив зазвеневший клинок и с размаху ударившись о камни. Она коротко вскрикнула, но попыталась встать. Нас разделяла всего пара моих прыжков, но тролль, размахнувшись, со всей силы ударил ее подобранной дубиной, отбрасывая в темноту. Я услышал лишь звук еще одного удара и сухой треск. Как будто сломали ветку.