Как-то непохоже это на проявления новых демократических тенденций времен конституционных реформ – теперь крестьяне, даже приобретая привилегированные права, все равно оставались крестьянами, хотя «карательная власть» волостных и сельских старост на них больше не распространялась. Понятно, что это было лишь стремление государства сохранить в нетронутом виде сельское общество, общину, потому что «сельские обыватели и лица других податных состояний, остающиеся в сельском обществе и
То есть все проблемы сословных отношений кроются в обязанностях, т. к. «равно несут соответственные обязанности». И получается, что, получив как бы в аренду права высшего сословия, крестьяне по-прежнему оставались крестьянами, «тяглым сословием», обязанным государству повинностями. «Высокопоставленные» крестьяне и теперь не могли переступить сословные границы при вступлении «в гражданскую службу», «при производстве в чины», «при получении орденов и знаков отличия», «при окончании курса в учебных заведениях» и т. д. («Общие Положения о Крестьянах», изд. 1909).
Расширение сословных прав и относительная либерализация царского режима после революции 1905 года вели парадоксальным образом к обратным результатам, к укреплению сословных границ – правовых, культурных, экономических (но, пожалуй, не политических), а значит, к еще большему попранию социальной справедливости. Отменяли ее в несколько этапов на протяжении 76 лет, окончательно точка в этом процессе была поставлена в 1861 году. Фокус в том, что отсутствие личной свободы у крепостных имело и обратную сторону – они были социально защищены. Это было условием выживания военного общества.
Даже в голодные годы помещик был
Это и была социальная справедливость, какая-никакая, но справедливость.
Ее устанавливала норма закона.
Все изменилось после Освобождения. При переходе на свободные рыночные отношения помещикам стало выгодно придерживать зерно, чтобы поднять его цену или экспортировать за рубеж на более выгодных условиях, не оставляя почти ничего для внутреннего пользования. Еще до бурного развития железных дорог, в начале 70-х годов XIX века, известный ученый и помещик А. Н. Энгельгард отмечал:
«Крестьянин, который не может обернуться своим хлебом, который прикупает хлеба для собственного продовольствия, молит бога, чтобы хлеб был дешев. А помещик, купец-землевладелец, богач-крестьянин молит бога, чтобы хлеб был дорог. Когда погода стоит хорошая, благоприятная для хлеба, когда теплые благодатные дожди сменяются жаркими днями, бедняк-мужик радуется и благодарит бога, а богач, как выражаются крестьяне, все охает и ворчит: «Ах, господи» – говорит он: – парит, а потом дождь ударит, – ну как тут быть дорогому хлебу!».[532]
В таких условиях палочкой-выручалочкой для помещиков стал экспорт. Все знают, что мы кормили всю Европу. Но какой ценой – зерно вывозили даже в голодные годы. Как говорил министр финансов И. А. Вышнеградский, «недоедим, а вывезем!».[533]
Недоедали, естественно, крестьяне, а вывозили, как вы понимаете, помещики. Вгонять крестьян в нищету, разорять их
Особенно если к этому добавить, что от помещиков не отставало и государство. Л. Н. Толстой приводит один случай, когда «полицейские власти, приехав в деревни, где были столовые, запретили крестьянам ходить в них обедать и ужинать; для верности же исполнения разломали те столы, на которых обедали и спокойно уехали, не заменив для голодных отнятый у них кусок хлеба ничем, кроме требования безропотного повиновения».[534]