Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России

Тем не менее, создается такое ощущение, что для понимания подлинных причин тех событий все равно чего-то не хватает, какой-то небольшой, но важной детали. Должен быть какой-то секрет Полишинеля, о котором тогда знали все, но умалчивали, предпочитая проводить жизнь в пустых дебатах о демократии. Но мы-то с вами понимаем, что одними демократическими принципами сыт не будешь, надо еще чем-то жить, правда?

А чем жило высшее сословие, права которого с таким усердием защищали эсеры, прикрываясь не работающей в России теорией «научного социализма»?

Конечно, доходами от той самой аренды с земли, которая для крестьян была удавкой, а для «образованного общества» как манна небесная – ничего не делаешь, стрижешь себе купоны. И немалые – 525 млн рублей в год, почти в пять раз больше, чем оклад, который собирало государство с низшего сословия. Плюс еще закладные на землю, в том числе на сдаваемую в аренду.

Хотя в учебниках об этом ничего не пишут, но для специалистов не секрет, что к 1917 г. в 27 губерниях Европейской России большая часть частновладельческих земель (31,6 млн дес.) была заложена в банках, причем 81,8 % заложенной земли принадлежало потомственным дворянам. По данным нашего крупнейшего аграрника Т. В. Осиповой, под залог земли банки выдали колоссальные средства в размере более 32 млрд руб., почти столько же, «сколько на кредитование промышленности», или, добавим мы, вдвое больше, чем внешние долги России мирного и военного времени, или в три с лишним раза больше, чем 10 млрд, перешедших, по словам Н. А. Рубакина, «в руки первенствующего сословия после 1861 г.». И всего на 6 млрд меньше, чем расходы России на Первую мировую войну.

Однако, подчеркивала Т. В. Осипова, «эти колоссальные средства уходили прежде всего на личные нужды помещиков».[580] То есть не просто «колоссальные», а астрономически колоссальные средства… просто проедались!

Получается, что наши «буржуи» мало того, что не умели делать деньги без государственной поддержки, но еще активно и с аппетитом их проедали. Они любили жить красиво, на широкую ногу – не случайно «одной из главных статей импорта были предметы роскоши».[581]

Великолепные дворцы XVIII века и роскошные доходные дома второй половины XIX – начала ХХ века до сих пор поражают наше воображение в Петербурге, это по-настоящему город-музей. Но он не просто музей, а настоящий памятник нечеловеческому аппетиту высшего сословия, памятник того, как оно буквально сожрало Российскую империю, на протяжении веков обдирая до нитки крестьян, разворовывая казенные средства и «инвестируя» их в колоссальном количестве в непроизводительную сферу – в роскошь.

Это обстоятельство во многом объясняет отсутствие у нас среднего класса: все сливки достаются высшему сословию, остальное немногое распределяется среди низшего, что лишает внутренний рынок покупательной способности и, соответственно, стимула развития собственного производства. А некоторые академики все время нас спрашивают: «Почему Россия внезапно взяла и рассыпалась?». Хотя ответ на этот вопрос дал еще Александр I, который очень трогательно и как-то беспомощно, почти по-детски, в свое время жаловался, «все грабят, почти не встретишь честного человека; это ужасно».[582]

Какая преемственность времен! И нравов!

Справедливости ради надо все-таки сказать, что в начале ХХ века русское барство все-таки испытывало хоть какие-то угрызения совести, мучилось от собственной праздности (как в «Дяде Вани» у А. П. Чехова – надо дело делать!) и мечтало… об Учредительном собрании, о свободе и демократии. Долго мечтало, потому что у него и так были особые права, у него и так была свобода, а главное, у него была скатерть-самобранка в виде сословной собственности. Зачем торопиться-то?

А наши бесконечно доверчивые ученые вслед за русскими марксистами начала ХХ века утверждают что «по степени монополизации Россия не отставала от развитых стран Европы и США». Конечно, не отставала, цифры говорят сами за себя – 32 миллиарда, выданные под залог земли, вполне можно назвать монополизацией. Но только монополистический капитал Америки консолидировался на бурном росте промышленного производства, на слиянии промышленного и финансового капитала, а у нас – на ипотечных кредитах, на проедании национального богатства и на долгах. Не зря Н. Ф. Даниельсон с самого начала утверждал, что развитие нашего хозяйства «не было вызвано массовым ростом производства».