Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России

Положение новых помещиков, «столыпинских», как называли кулаков до революции, образца 1918 года в этом смысле несколько отличалось от положения их предшественников, хотя бы потому, что старое право больше не работало. И новое государство, провозгласившее отмену помещичьей собственности на землю, решило отказать им в незаконной «аренде» теперь уже несуществующего права. Оно вынуждено было это сделать независимо от своей политической или идеологической природы в силу причины, о которой со всей прямотой сказал кадет А. И. Шингарев: «Суровая экономическая необходимость момента неизбежно будет толкать всякую власть – социалистическую или несоциалистическую безразлично – на этот путь монополизации».

Большевики к этому были готовы не просто в силу своей пролетарской идеологии, а еще и в силу того, что считали себя продолжателями дела Парижской коммуны, ошибки которой они не собирались повторять. Другие политические партии, эсеры (правые и левые) и меньшевики, в силу своей «гнилой интеллигентности», а также в силу своей практической деятельности двигались в разнонаправленных направлениях, обрекая страну на хаос.

Но кто и как при отсутствии высшего сословия будет реализовывать «право завоевателя», ведь выше мы пришли к выводу, что большевики отменили именно высшее сословие? Ответ опять дает «Декрет ВЦИК и СНК о чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию», который предоставил чрезвычайные, в том числе военные полномочия должностному лицу, профессионально не занятому в правоохранительной или военной области, а вместе с ним и всему продовольственному ведомству.

Условно говоря, мандат № 1 на «право завоевателя» получил бывший председатель губернской продовольственной Управы и бывший глава Уфимской городской Думы, старый большевик, а в 1918 году нарком по продовольствию РСФСР А. Д. Цюрупа. Фактически он получил права диктатора, «выходящие за обычные пределы компетенции Народного комиссариата по продовольствию» (п. 1) для выполнения одной задачи – сбора и перераспределения продуктов питания в интересах не большевиков, как обычно говорят наши историки от коммерции, а государства, имеющего право на насилие. Поскольку речь шла буквально о выживании десятков миллионов людей, то выполнить задачу надо было любыми средствами, включая, по словам В. И. Ленина, «беспощадную и террористическую борьбу и войну против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба».[650] Для этого была создана продармия, состоявшая из отрядов вооруженных рабочих и сельской бедноты.

Знакомый мотив. Правда, годом раньше, в 1917 году, он звучал немного иначе – «хлебармия снабжения», призванная исполнять «меры военной реквизиции» (М. В. Родзянко), на протяжении семи месяцев «в порядке военного вмешательства» была «самым действенным способом осуществления хлебной монополии» Временного правительства. Больше того, продразверстку и реквизицию «хлеба» ввел еще осенью 1916 года царский министр А. А. Риттих.

Другими словами, опыт реквизиций в стране был, и немалый. Реквизициями в разное время, в частности, занимались Петр I, князь Пожарский, Иван Грозный и, наконец, ордынские ханы и их баскаки («вывел млад Щелкан коня во сто рублев…»). Объединяет этих таких разных исторических акторов то, что называется правом. Они все имели на это право завоевателя, которое получили в наследство от Орды – монголы ушли, а их право осталось.

Точно так же, самодержец ушел, а его Верховное право осталось. Осталась и разруха. Но в 18 году восстанавливать разрушенную Россию кроме большевиков было некому, ради этого, в частности, им пришлось подписать и «похабный» Брестский мир, ну и, конечно, чтобы получить мирную передышку перед мировой революцией. В отличие от них, бывшие союзники, наоборот, пытались интервенцией и гражданской войной загнать разоренную страну обратно на русско-германский фронт, чтобы она и дальше костями своих солдат мостила дорогу к их победе.

А наши родные эсеры, меньшевики и кадеты все пытались реанимировать «учредилку», собрав сначала губернские Комитеты членов Учредительного собрания (Комуч), а потом объеднив их в так называемую омскую Директорию, свергнутую в ноябре 1918 года белыми генералами. Бывшие члены Учредительного собрания, в массе своей социалисты, тщетно пытались отстоять привилегированные права на так называемое народное представительство, о восстановлении хозяйства страны они в тот момент не думали, не до того было – делили власть. Даже адмирал А. В. Колчак говорил на допросе, «если у большевиков и мало положительных сторон, то разгон… Учредительного Собрания является их заслугой, что надо поставить им в плюс».[651]

Но и «белые власти», управлявшие значительными территориями бывшей империи в течение нескольких лет, оказались не в состоянии решить проблемы всеобщей разрухи. Как отмечал лидер меньшевиков Ю. О. Мартов, «мы в России видели – на Украине, в Сибири, – что, одолев большевизм вооруженной силой, буржуазия не в состоянии оказалась остановить экономическую разруху».[652]