Сама этимология слова «повинность» красноречиво говорит о совершенно определенных отношениях «верхов» и «низов». Здесь отношение к средствам производства не имеет никакого значения, здесь пахнет «виной» одних перед другими, а не демократией. Здесь все решают отношения к правам. И понять это сегодня непросто, очень много мифов, а главное, несмотря на «счастливое» пребывание в капитализме и демократии, мы по-прежнему живем и воспринимаем окружающую нас социальную среду в координатах «Манифеста коммунистической партии».
Наверное, поэтому историки никак не могут отойти от марксистских догматов, в душе, конечно, презирая их и понимая, что они не работают. Видимо, такова судьба специалистов узкого профиля. Проникать в суть социальных явлений – не их профессия. Между тем, Иммануил Валлерстайн говорил, что «первый шаг, который нам необходимо предпринять, если мы желаем осмыслить наш мир, состоит в том, чтобы решительно отказаться от проведения каких-либо жестких границ между историческими и социальными науками и признать, что все они являются частью одной-единственной дисциплины, занимающейся исследованием истории развития человеческих обществ».
«Нет обобщений, – утверждал он, – истинность которых не была бы исторически ограниченной во времени, поскольку нет неизменных систем и структур. И нет такой совокупности или последовательности общественных событий, которую можно было бы в полном объеме осмыслить, не обращаясь к теоретическим конструкциям, функция которых заключается в том, чтобы создавать смысл, исходя из реальности».[426]
Создавать смысл, исходя из реальности – как сказано, а!
Но кто у нас это будет делать? Армия профессионалов не торопится создавать смысл, что неудивительно – за него не платят. А платят за диссертации, за должности. Без них не сделать карьеру, не подняться по служебной лестнице, не потешить свое самолюбие.
А достигнув «высот», сановные ученые снисходительно рассказывают нам всякие небылицы из русской истории, которую каждый понимает по-своему, а все вместе не понимают ничего. Примерно так, как мудрецы в древности интерпретировали форму земли: кто говорил про трех китов, кто – про плоский диск на слонах. Тут уж не до смысла. Иначе чем можно объяснить, что кроме нас, простых обывателей, никто и не замечает, что даже очевидные демократические институты времен Империи – парламент, земство, крестьянское самоуправление и даже политические партии – были сословными, а совсем не демократическими.
Выборы в Думу, например, проходили по
Это известная информация, она приводится во всех учебниках и в курсах истории, но как-то между прочим, скороговоркой. А дальше этого никто не идет, никто не видит очевидных вещей, в противном случае пришлось бы признать, что парламент в России – это исключительно сословное учреждение, не имеющее отношение к демократии западного типа.
Чтобы понять это, не нужно даже особенно углубляться в изучение «Свода законов о состояниях», достаточно познакомиться со списками членов Государственной Думы.[427]
Биография каждого из них начиналась, если опустить возраст и фракцию, именно с сословной принадлежности: крестьянин, присяжный поверенный, казак, священник, армянин, «греческого происхождения», протоиерей, «отставной полковник л. – гв. Гродненского гусарского полка», «бывший чиновн. особ. поруч. при Плеве», помещик, помещик-поляк, товарищ прокурора, «непременный член губернского присутствия», камергер Двора Е. И. В., мещанин, доктор медицины, «потом. поч. граждан.», «председатель тотемского уездного съезда» и т. д.Кажется, это какой-то калейдоскоп, ярмарка тщеславия, какая-то смесь французского с нижегородским! Что общего у них всех, и при чем здесь сословия?
А притом, что здесь нет ни одного случайного слова, нет ни одной ошибки, каждое слово выверено со скрупулезной точностью и проверено тысячу раз. Дело в том, что каждое слово здесь – это сословный маркер, индикатор принадлежности тому или иному состоянию, индикатор наличия тех или иных прав. Это буквально