Ну, хвала богам здешним и дальним, не пришлось разжевывать и в рот вкладывать. Сам сообразил. Коммерсанты Албасета нынче останутся без дохода. Раз в год скупленную по округе шерсть везут на юг и грузят на корабли. С той стороны пролива искусные ткачи делали великолепные ткани и по ценам, совершенно недоступным для тех, кто этих овец выращивал, продавали по всему миру.
— Ну да, — хмуро говорю. — Вот и возьми… — щупаю сунутую под нос шерсть. — Жидковата.
Я, возможно, не занимаюсь этим много лет, но в овцах разбираюсь неплохо. В породах, шерсти и ценах, включая контрабандные ткани. Вполне приличный товар у него, но сбить стоимость необходимо. Во-первых, дополнительная прибыль. Во-вторых, где это видано правильную цену с ходу давать. В-третьих, может не хватить наличности, а показывать золото себе дороже. В таких отдаленных селениях через одного разбойники, и прикопать чужака им ничего не стоит.
— С одной овцы грош продажная цена в городе, а я отдай здесь сразу живое серебро. Неизвестно, сколько ехать, да питание, да по дороге мытарям плати, да от вояк прячься или откупайся, да при въезде в город дай, а потом качество окажется паршивым и треть хорошей цены дадут. У меня с собой кучи денариев нет. Извини, ты мне не родич, чтоб так рисковать.
— Братик, — сказала «страшным» и хорошо слышным шепотом на ухо Мария. У меня впечатление, что имя не помнит, — дай ты ему, как везде купцы, половину гроша с овцы, если приведет и других с шерстью да скажет им цену подешевле.
— Это можно, — сказал тот, поспешно кивая. — Договорюсь с нашими.
— Тебе, — с нажимом говорю, — половину монеты. Остальным скажешь треть. Идет?
— Не согласятся.
— Мне до задницы. Пусть сами таскаются до торговцев, когда весна и полно работы в поле. Ну ладно. Мы в трактире до утра. Приведешь кого, полгроша с меры лично тебе. Остальным треть. И это честно.
Тут в прямом смысле иногда приходится рубить топором монету, чтоб счет сходился. На руках и половины от целых не бывает, хотя гроши в ходу самых разных номиналов до десятка.
— Соображаешь, — говорю, когда отъехали, погладив девочку по голове.
Она хихикнула.
— С меня подарок. Ты чего хочешь?
— Ты сам дашь много, — сказала она странным голосом. Глаза у нее внезапно стали пустые, жизнь оттуда ушла, и будто дыры темные вместо зрачков, а лицо застывшее. — Много и получишь. Во имя Единого будешь ходить в крови по колено, не веря, но сделаешь это ради меня.
— Мария! — рванулась обеспокоенно мать. Я схватил ее за плечо, не позволяя тронуть и помешать дочери продолжать говорить.
— Однажды умер дважды и снова погибнешь в бою, — удивленно моргнула Мария, становясь нормальной и прижимаясь к Анне.
А ведь истинное пророчество! Такого никто знать не может! Ох и вляпался по глупости. За укрывательство ведьмы петля по Кодексу. Хотя… А ведь невольно в судьбу поверишь. Не зря спас, много получу, ага. Зато количество секретов растет стремительно. И один другого опаснее.
— Это не я, — пробормотала девчушка испуганно.
Ясное дело. Но помнит, а это неплохо. Когда предсказание в памяти не остается — долго не живут. Человеческое тело не выдерживает божественного касания. А эта ничего, меченая, но не медиум. Так мне говорили…
— Голова болит? Тошнит? Кружится?
Могло сотрясение быть от удара, и от этого переклинило. Тогда все уляжется тихо и не повторится.
— Нет, — замотала отрицательно.
— Раньше такое было?
— Нет, — сказали уже одновременно.
Мать определенно со страхом смотрит. С приходом власти зверолюдей ведьм тысячами палили. И за их разоблачение неплохо платили. Почему именно женщин, а мужчин не трогают, мне никто не объяснял, а причин интересоваться прежде не имелось.
— Может, это от удара и пройдет, но обычно в этом возрасте и начинается. Первая женская кровь уже была?
— Да. — Мария покраснела.
Значит, старше, чем сразу показалось. Неудивительно. Растут крестьянки медленно, стареют быстро.
— Ну вот. Тогда вам надо в Мавретан. Там могут научить контролировать себя, иначе все влипнем.
— В сертан? — переспросила мать с ужасом. По пейзанским представлениям, там живут сплошь головорезы, с коня не слезающие даже облегчиться и всех встречных подряд убивающие. Печень у живых отрезающие и прямо горячей жрущие. Неудивительно, если видят людей вроде Капида. Он и не такое мог отколоть.
— Мои родичи там, и шанс выжить у вас выше среди их ведьм.
Кажется, до бабы дошло, что отнюдь не в Малаку направляюсь. Глаза округлились, и рот открылся, звука нет.
— И тебя не пугает, что я сказала про смерть? — поинтересовалась Мария.
Ей сильно неудобно и притом любопытство снедает.
— Все мы когда-нибудь умрем, но мне такое предсказание нравится, — отвечаю абсолютно честно, — больше, чем «сдохнешь в постели от тяжкой болезни в старости, делая под себя, и настолько надоевший близким, что уже мечтают избавиться».