Война затишья не любит

– А ты не смейся. У вас же разврат сплошной. Девок по кабинетам и своих, и чужих пользуете. Переспали со всеми женами.

Астманов, с набитым ртом, проворчал:

– Все знаете! Тебе еще и я нужен? Или приказали узнать, что я делал в Калай-Хумбе?

– Я знаю, что ты там делал. И пока не затем пришел. Как источник ты мне не нужен. Хочешь пример? В известном тебе кабинете, на втором этаже, подняли письменный стол на катушки от ролей газетных. Зачем? Чтобы трахаться на столе было удобней. Под свой рост. И про это у меня есть бумага. Так что «внештатный» мне не нужен. У вас там банка с пауками, ты это на себе уже испытал. Или рассказать, что ты в госпитале лечил под видом простуды? Твои же коллеги и сдали.

– Мое дело… Чего ты хочешь?

– Будешь слушать? Тебе с кем удобнее разговаривать? Не я, так другого пошлют. Чтобы ты знал – я назначен куратором редакции. Мой участок.

– Я весь внимание, товарищ участковый контрразведчик. Но учти, я буду слушать, а говорить – это как получится.

– Сейчас заговоришь… В ближайшее время, может быть завтра-послезавтра, в редакции арестуют нескольких старших офицеров. Валютные сделки, наркотики. И в очень внушительных размерах. Успешно катались через Тузель два года. И вышли на них случайно – взяли таможенника с наркотой, а тот и признался, для облегчения, что пару раз просили его организовать коридор для военных корреспондентов. А дальше – дело техники.

– Клянусь, я в эти игры не играю… После Сары-тепа, разумеется. – Астманов шутливо поднял руки, а сам вмиг протрезвел. – Кто замешан, скажешь, или секрет?

– Для троих уже не секрет. Они знают, что их арестуют. Но есть еще к этому делу причастные. Мне дали сутки – найти того, кто выходил на контакт с таможней. Знаю на сто процентов одно – это офицер из редакции. Давай прямо: есть еще капсулы? Не хочешь сам – дай мне это зелье. Не торопись… Я тебе сказал, что времена меняются. Могут вспомнить и афганца, того, что исчез в Кундузе. И про то, как ты месяц болтался вроде в Хосте, а на самом деле там ли? А не в Читрал тебя с Исматом занесло? Не торопись отказываться. Наше время наступает, Леша. Ты вот, когда вместо Горбачев «Гробачев» написал, так я тебя вытащил и благодарности не просил. А топили тебя свои, войсковые.

– Вон оно как! Вспомнил. Только я не писал. Я, дурак, не читал.

История была и в самом деле замечательная. Вычитывая номер «Фрунзевца» с очередной гигантской речью генсека КПСС, второй дежурный пришел к Астманову с верноподданническим замечанием, дескать, фамилия лидера под одной из цитат набрана мелковато, прописным «корпусом», а надо было бы «цицеро» полужирным. Астманов согласился и послал бдительного старшего лейтенанта в цех, перебрать строку. А там, справедливо полагая, что в два часа ночи рабочий день закончился, наборщица с редким именем Калина уже накатила стакан-другой водочки в компании с верстальщиками. Ну и набрала строку. А верстальщики ее вставили, стереотип отлили и ротацию запустили. И пошел тираж в войска с фамилией ГРОБАЧЕВ. И повезли пудовые пачки газет поезда, самолеты и военные машины по всему необъятному ТуркВО. Слава богу, большую часть тиража успели выловить. Потом за этой газетой гонялись, как за романом «Мастер и Маргарита», и все просили рассказать, что же в ней запретного? Астманову, к его и к всеобщему удивлению, даже выговора в карточку взысканий не занесли.

– Ну, и как же ты меня отмазывал? Оправдания-то не было на деле.

– Видишь ли, «Гробачевым» Михаила Сергеевича издевательски назвали в некоторых зарубежных русских изданиях. Пророчат, что он страну угробит. Естественно, возникло предположение, что ты впаял ошибку намеренно. Я же представил другой аргумент: ты был бессменным дежурным на всех ответственных номерах по приказу редактора, и ни одного сбоя, только благодарности – это раз, во-вторых, переброска «р» и «о» при наборе – самая типичная ошибка. А шеф у нас в армейскую юность телеграфистом был. Да и Калину вашу прокачали. Алкоголичка – и все тут.

– Капсул нет… Расправь брови. Нет и все. Я постараюсь тебе помочь. Другие средства имеются.

– Да, я должен тебя предупредить: не лезь ты на границу. Там свои законы. Я не сумею помочь. Придется все выкладывать. Да и то, поверят ли?

– Нет. Мне никто не поверит, кроме вас троих. И то по одному эпизоду, – серьезно сказал Астманов. – Буду упорствовать – в психушку загонят, так? Или лучше молчать?

– Не знаю, тут был один случай. Молчал парень до конца. Ему все рассказали, прочитали. Так молча и пулю принял в затылок.

– Большое человеческое спасибо, дорогой друг! Завтра в это время вот на этой скамейке, а может быть, на той. Но здесь, и только здесь, в девять часов утра. – Астманов налил полную пиалу темно-золотистой жидкости и выпил, как человек, окончивший трудное дело. И плов доел, с охотой, как после большой работы. А между прочим, труды были впереди. Но зачем же щам пропадать? «Они же соленые». Классика! Тургенев.