Война затишья не любит

Оставив у себя центральный шар, Астманов уложил четки в тайник, привел в готовность сюрприз. Место потеряло надежность. Но ничего, день-другой потерпит, а там надо искать запасные позиции по всем направлениям. Пришла пора думать о тылах… А центральный шарик пригодится на собрании.

Член Военного Совета – начальник Политического управления округа, так полностью именовалась должность генерала, был в гневе. Разнеся в пух и прах морально разложившуюся редакцию, он тем не менее толком не сказал, за что были арестованы офицеры и почему на четырех человек сразу нужно заводить «персональные дела» и гнать поганой метлой из партии. Хорошо хоть имена назвал. Коммунисты в погонах задумались и стали было задавать вопросы. Член свой гнев усилил, и все арестованные единодушно были исключены из членов КПСС. Когда же речь зашла о присутствующем «герое иранской границы», то военные журналисты заартачились. Кудлатый капитан, нервно почесывая голову двумя руками, поклялся, что не знает за собой вины, ничего сказать в оправдание не может, но готов согласиться с любым решением коммунистов. Все еще больше запуталось. Вот стоит живой, неарестованный капитан, его надо исключить из партии, то есть отрезать путь к профессиональной деятельности, ибо военный журналист без партии – птица без крыльев, нонсенс! Поступило заманчивое предложение отложить разбор дела до выяснения обстоятельств, и Астманов уже поставил его на голосование, как вдруг узрел Зевса во плоти. Это распрямился во весь свой двухметровый рост и во всю богатырскую стать генерал. Лицо военачальника приобрело цвет пламенеющего угля, сине-красные молнии играли над широким лбом. И надо было слышать, как были произнесены следующие слова, обращенные к несчастному кудлатому капитану: «Если бы… я мог… Именно тебя первым засадил на десять лет. Не тех…»

Тягостная тишина повисла в кабинете редактора. Коль сам Член не может, то что же это такое? Видно, не кончилось еще дело… Естественно, членская реплика ускорила процесс: с незначительным перевесом голосов «за» капитана изгнали из партии коммунистов.

Ничего не хотелось Астманову. Ни водки, ни плотских забав, ни размышлений. Сейчас открыть дверь, выйти и отправиться спать… Возможно, именно это сонное состояние спасло его от неразумных действий в последующие десять минут, когда он увидел тонкий мазок пыли рядом с тайничком.

«Так… Соберись. Внимание. Кирпичик не трогали… Хорошо. Только не торопиться. Снять пружину… Убрать ракету… Шашка… где шашка?»

Не было ни тротила, ни пакета с четками, ни дорджи. Но ведь кирпич не вынимали… Как? Он вновь ощупал углубление, где хранил свои сокровища, задержал ладонь и ощутил свежесть воздуха. Можно было и не продолжать осмотр, но Астманов, борясь с вялостью, обошел пристройку и увидел аккуратный вырез в старой штукатурке. В уме не откажешь. Мастера работали. Партизаны. Ждешь спереди – нападают сзади. Астманов обернулся на шлепающие шаги за спиной. Подходил сосед, со второго этажа.

– Леша, что ты тут застрял? Днем кабельщики палатку раскинули, ночью ты колобродишь. Я им говорю: мужики, не ройте, не ищите. Все «сопли» по фасаду провешены. А они: не лезь, дед, у нас прибор, видишь, показывает утечку, не мешай работать. Правда, и на первом этаже у твоей двери что-то измеряли. Табличку вывесили про высокое напряжение…

Астманов вполуха слушал старика и пытался понять, что делать дальше? Бежать? Кричать? Бить? Протестовать?

– Слышь, Васильич: «Мы с приятелем вдвоем работали на дизеле. Он мудак, и я мудак. У нас дизель спи…ли». Вот, мудак я был, им и помру!

– Ты что, Леша, – отпрянул сосед. – Случилось что? А ну давай ко мне, выпьем, поговорим.

– Спасибо. Завтра, точно, выпьем. Не хочу ваших беспокоить. А сегодня я в другом месте, не выпью – нажрусь!

Через полчаса Астманов сидел у хорошего парня – старшего лейтенанта Феди Чудова. Пили они крепчайший самогон, доставленный свояком Федора из Западной Украины, запивали чимкентским пивом, закусывали сочной ветчиной и снетками. Орали под гитару революционные и пионерские песни. Астманов попросил Федора:

– Что бы я тебе ни говорил, не выпускай меня до утра. Выруби, свяжи, но не выпускай.

– Чего проще, – хлопнул белесыми ресницами Чудов. – Сейчас по полному стакану, как ордена обмывают, и ноги сами не пойдут. Жаль, ордена нет или медальки какой.

– Есть, – Астманов вырвал из пистона пришитый личный номер. – Вот его и обмою. Наливай по полному. Это, брат, настоящая награда!