Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник)

Борис вытер пот со лба, отходя от кошмара, и выругался про себя: «Что ж ты, сука, теперь всё время ко мне по ночам шляться будешь? Не сидится тебе в раю… или где ты там… Мне что, каяться перед тобой? Не дождёшься… Не я б тебя – ты б меня завалил и небось не каялся бы…»

После утренней молитвы всё пошло своим чередом. Покупатели Абдуллы приехали в раздолбанной «тойоте» с предвыборным плакатом на дверце. Гафара переодели дервишем и посадили у стены на корточки. Сами покупатели вместе с Азизуллой куда-то ушли, наверное, туда, где можно было спокойно и без лишних глаз поторговаться. Абдулла сидел смирно и дрожал всем телом. Потом к воротам подъехала водовозка, за рулем которой сидел хмурый, невыспавшийся Парван. Мастери сразу подбежал к нему, деловито поднял капот, начал копаться в моторе, привычно для всех ругаясь. Парван зевал и потягивался, злясь на Мастери, который всё хотел ему что-то показать в двигателе… Привязался, как репей просто. Ну заглянул «прораб» с умным видом в мотор, потаращил немного глазки. Разумеется, не понял ни черта, но несколько раз важно кивнул…

Охранники, те, что сидели за пулемётами на вышках, тоже толком ещё не проснулись. Да к тому же один – Мансур, который мучился животом и всё время бегал к выгребной яме…

Никто не заметил, как в люк водовозки скользнула маленькая, щуплая фигурка.

Когда машина выезжала из ворот крепости, Мастери развеселил охранников: он споткнулся и упал, рассыпав свои инструменты. Охранники долго смеялись, слушая, как он ругается…

13

То, что Абдулла сбежал, моджахеды поняли не сразу. Сначала они просто искали его по всем углам и думали, что кто-то решил с «бачой» поразвлечься. «На посошок», так сказать. Когда же до Азизуллы «дошло»… Он словно с цепи сорвался. Орал, будто резаный. Шмон устроили не только в крепости – аж по всему лагерю. Охранники носились, как тараканы ошпаренные, и лишь благодарили Аллаха за то, что майор Каратулла уехал на несколько дней в Исламабад по каким-то своим делам.

Разумеется, взяли за шиворот и Мастери, но тот сразу «дурака включил» – мол, делов никаких не знаю, сами своего «бачу» ищите, где хотите… Даже возмущаться стал, за что тут же заработал от Азизуллы стеком по роже… И не один раз, кстати… Три дня «духи» бесновались. И все эти три дня Глинский молился, чтобы у Гафара всё получилось. Борис уже и сам не понимал, Богу он молился или Аллаху или им обоим одновременно…

С каждым новым днём в его душе крепла надежда…

Но на четвертый день Абдуллу привезли в лагерь – избитого, связанного, как барана…

…Посмотреть на показательную экзекуцию согнали всех пленных. Особенно старался хазареец Юнус с вонючим ртом – он лично для начала выбил ногой Гафару все зубы, а потом…

Борис молча смотрел на этот кошмар потухшими глазами и взгляд не отводил. Вскоре уже Абдулла даже не кричал, а как-то отчаянно надсадно выл – дико, страшно, на одной ноте… Но Глинского он так и не выдал.

А потом Юнус вырезал Гафару язык – и тут же скормил его лагерным собакам…

Однако насмерть парня всё же не забили – по непонятным причинам. Азизулла внезапно остановил расправу. Кто знает, может, хотел дождаться возвращения Каратуллы и предоставить ему право решать, как поступить с беглецом-предателем дальше?

Абдулла, всё так же воя, сумел лишь доползти до выгребной ямы, постоянно сплевывая кровь…

К нему подошел «хирург» Юнус и, видимо, сделал что-то, чтобы парень не истёк кровью и не захлебнулся ей – что именно, Борис не увидел за широкой спиной хазарейца. Да он, честно говоря, и видеть не хотел…

Потерявшего сознание Абдуллу так и оставили валяться у выгребной ямы, запретив остальным пленным к нему приближаться.

Честно говоря, Глинский был уверен, что паренек до следующего рассвета не доживёт. Но, видимо, в этом тщедушном теле ещё оставалась какая-то первобытно-дикая тяга к жизни. Даже к такой жизни…