Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник)

Да, так он тогда и крикнул: не «капитан Советской Армии», а «советский капитан». Впрочем, какая разница, в тех условиях уж точно было не до филологической выверенности, понятно – и ладно… А фамилию свою настоящую зачем выкрикнул? Ну, наверное, на подсознании. Может, надеялся всё же, что хоть кто-то в живых останется и расскажет. Не все поступки и не всегда можно объяснить логически…

Чуть было не добившийся успеха профессор Раббани куда-то делся. А через несколько минут «духи» предприняли первую настоящую попытку штурма…

Эта попытка была совершенно тактически безграмотной и неподготовленной. Видимо, майор Каратулла просто с отчаяния решил всё же сам, без участия пакистанской армии, захватить крепость. Курсанты и охранники, непрерывно стреляя, с дикими воплями бросились к воротам и натолкнулись на плотный и весьма эффективный автоматно-пулеметный огонь. А старший капитан Аман ещё и из гранатометов добавил – очень, кстати, умело…

Стреляли все. Стреляли, быстро перезаряжали оружие и снова стреляли.

Через несколько минут попытка штурма захлебнулась. «Духи», понеся значительные потери, откатились назад…

А гарнизон осажденной крепости даже не потерял ни одного бойца – только Валю Каххарова ранило в плечо да Володю Пермякова – в левую руку… Их перевязали тряпками, пользуясь небольшой передышкой. Возникшая было после успешно отраженной атаки эйфория быстро таяла…

…Борис сидел, устало привалившись к стене спиной, когда к нему подошли Костя Захаров, Вася Пилипенко и Мустафа Каримов.

После небольшой паузы Костя Захаров спросил:

– А ты правда – капитан?

– Правда.

– И что, действительно Глинский? – это поинтересовался Пилипенко.

– Действительно.

– А зовут Николаем?

– Нет. Меня зовут Борис. Борис Владленович Глинский.

Помолчали. Потом вопрос задал Каримов:

– Слышь, капитан… Ты что, типа, разведчик?

Борис хмыкнул:

– Нет… Квартирмейстер.[278]

– А тебя что, правда Родина сюда послала, чтобы нас отсюда вытащить?

Глинский ответил, как мог, твёрдо:

– Да.

– И… чего дальше? Где ж она?

– Кто?

– Родина. Ты ж вроде говорил, есть какой-то план?

Борис вздохнул:

– Родина запаздывает, мужики. Почему – я сам не знаю. Надо как можно дольше потянуть время.

Помолчали ещё. Потом ребята присели, образовав небольшой кружок, Костя раскурил сигарету и пустил её по кругу. Сигарет было очень мало – только те, что удалось отобрать у охранников, а на складе курева не нашли… Сигарета быстро кончилась. Тишину нарушил Вася Пилипенко:

– Слышь, капитан. Ты не думай, мы ж не с претензией. Даже если что не так выйдет – оно всё равно лучше, чем живьём гнить… Хоть душу отвели… Ты не думай…

– Я не думаю. Всё будет нормально, мужики…

В то, что всё будет нормально, Борис уже не верил. Нет, в душе ещё теплился огонёк надежды, но он был уже совсем-совсем маленьким. Скорее, это была медленно гаснущая искорка, а не огонёк…

«…Ну где же ты, Родина?!»

Во дворе послышался какой-то шум. Борис сбежал вниз и сквозь полумрак увидел, что афганцы тащат Азизуллу к воротам. До Глинского не сразу дошло, что они решили повесить бывшего начальника охраны. Лишь когда Сайдулла ловко вздернул Азизуллу в арке ворот, Борис понял, что это казнь.

Бывший капитан уже бился в петле, когда Глинский всадил ему пулю между глаз – для офицера на Востоке нет казни позорнее, чем казнь без пролития крови…

– Зачем?

Сайдулла недовольно выругался, Аман нахмурился и Абдул Хак тоже недовольно замахал руками. И только Рашид остался невозмутимым.

– Товарищ Николай, такие, как он, их надо вешать, не стрелять!

– Прости, Сайдулла. Простите… Так вышло… Не знаю. Само как-то получилось.

Афганцы, недовольно ворча, ушли по своим позициям, и Глинский остался один во дворе крепости. У ворот лежал труп Гафара, а над ним висел мёртвый Азизулла. А в небе горели огромные равнодушные звезды, которым не было дела до человеческих жизней и смертей…

«…Неужели всё напрасно? Неужели зря?.. Где же ты, Родина?»

Борис поднялся на стену. Шурави и афганские офицеры негромко переговаривались, кто-то даже рассмеялся чьей-то шутке. Смех быстро погас, когда восставшие услышали характерный лязг гусениц – это к лагерю подтягивались пакистанские бэтээры-тягачи М-113.

– Артиллерию тащат…

Глинский не понял, кто это сказал. Да это было и не важно. Все всё понимали.

…Небо на востоке уже стало светлеть, когда начался настоящий штурм.

Сначала на крепость с боевого разворота зашёл вертолёт. Потом второй, третий и четвертый. Огонь вертолёты не открывали, просто пугали и отвлекали. Потом ударили доставленные бронетранспортерами безоткатки – их развернули по всему внешнему периметру лагеря, метрах в пятидесяти от лагерных стен. Они били осторожно – в основном по крепостным воротам и стене, стараясь не задеть склады. Часть стены у самих ворот им удалось разворотить довольно быстро.