Мы неслись к Ганну, не разбирая дороги и ненадолго забыв, что в Зоне опасно, и она щадила нас, аномалий на пути не попадалось. Тревога уступила место азарту хищника, загоняющего дичь. Полковник вырвался вперед и вдруг замер, пригнулся, мы с Винсом сделали так же. Вскоре и я увидел вооруженных людей, рассеивающихся по заболоченной поляне, причем следующие появлялись из огромного дуба, который был то ли голограммой, то ли декорацией.
Выбежавших первыми уже видно не было. В наушнике прозвучал сосредоточенный голос Ганна:
– Пуля, готова?
– Давно.
– Пригоршня?
– Здесь, – ответил я, занимая позицию за сосновым стволом, в нескольких метрах от Полковника, залегшего за кочкой так, что я видел только его ноги. – Полковник и Винс здесь. Остальные охраняют главный вход.
Химика поблизости не было, какая жалость! Я выбрал цель – молодого мужчину со штурмовой винтовкой, перевел ствол на усатого мужика с сумкой, которого планировал пристрелить вторым, и поймал себя на мысли, что происходящее мне отвратительно. Не снайпер я, мне противно стрелять исподтишка, в спину, другое дело – честный бой. Я представил жертву Химиком, и палец задрожал на спусковом крючке, захотелось крови.
– Стрелять на счет, – проговорил Ганн. – Три, два, один… Огонь!
Выстрелы грянули одновременно. Моя жертва дернулся, упал на подкосившиеся колени и рухнул ничком, усатый быстро сориентировался и залег, пополз к черному входу, я высунулся, чтобы увидеть его сверху, но чуть не получил порцию свинца. Ко мне подкатился Винс и хищно оскалился, ему нравилось убивать.
– Прикрывай, я стриеляю, – глаза его горели, ноздри раздувались, я скатился с кочки и наугад дал очередь по поляне.
Винс бил одиночными, сопровождая каждый выстрел руганью.
– Иесть! – наконец воскликнул он. – Дааа! Вот тебе еще, и еще!
Неподалеку бахала снайперка Пули, наперебой строчили автоматы. Поначалу беженцы отстреливались, но с каждой секундой сопротивление слабело. У них была невыгодная позиция, спастись могли только те, кто за кочками, но ненадолго, потому что обстрел велся со всех сторон.
– Трое, – отчиталась Пуля об убитых.
– Двое, – сказал Ганн. – Двое у Зяблика.
– Двое, – ответил я. – Но, может, один.
– Один, – радостно, с придыханием прошептал Винс.
Соло ответил последним:
– У нас тоже один.
Ганн подытожил:
– Одиннадцать. Плюс охранники, которых мы положили раньше. Это все или есть кто-то еще?
Я описал Химика и спросил, не пристрелил ли кто похожего мужчину, но ответила только Пуля:
– Дурацкий вопрос. Ты еще спроси, смотрели ли мы их документы. Ганн, что дальше?
– Держи трупы под прицелом, они могут восстать. Остальные – рубите головы покойникам.
– Только осторожно, нет уверенности, что все мертвы, – предостерег Полковник.
Сверкая глазами, Винс выхватил мачете и на полусогнутых, от ствола к стволу побежал к ближнему телу, моей первой жертве. Будто пес, он замирал, в камуфляжном костюме сливаясь с фоном, втягивал ноздрями воздух. Я зарядил подствольник и держал под прицелом тело, которое могло восстать и броситься на Винса, но покойник не шевелился. Тянулись мгновения, бдительность снижалась, начали закрадываться мысли о судьбе Химика, хотелось скорее пересмотреть всех убитых, но я держал себя в узде.
Винс добрался до первого тела, перевернул его ногой, взмахнул мачете. Как отлетела голова, я не видел. Он зашагал к следующему человеку, застреленному им. На другой стороне поляны за дело принялись Соло и Чуи. Не в силах сдерживать любопытство, что же с Химиком, я обратился к Полковнику:
– Прикрывай меня.
– А смысл? Они не оживают, – ответил он, сел на мох, скрестив ноги. – Те вставали уже через минуту, – Полковник глянул на часы. – Семь минут, и ничего.
– Лучше перестраховаться, – сказал я. – Все же прикрывай.
Приказ есть приказ. Военный не должен оспаривать даже самые идиотские приказы, потому Полковник лег на кочке, где лежал сперва я, потом Винс, прицелился, и я рванул вперед. Только выскочил на заболоченную поляну, как грянул выстрел – я упал, прижался к мху, предположив, что это недобитый враг. Наши ответили очередями с двух сторон, закашляла винтовка Пули. Когда я поднялся, Чуи пытался привести в чувство рыжебородого Соло, совал ему в руку «гематоген», отчаянно матерясь, но его напарник захлебывался кровью. Что ему прострелили, горло или легкое, я не стал вникать, я даже не стал вести себя осторожно. Отрубил голову лежащему ничком лысому мужчине, над полной женщиной, крашенной в блондинку, замешкался. Отечное лицо, синяки под распахнутыми светло-голубыми глазами, подчеркнутыми жирными стрелками, губы накрашены алым. Пухлые пальцы так и не выпустили пистолет. Ее голова отошла от тела с первого удара. Восстать может любой, даже она превратится в чудовище.