Воинский эшелон

… И тут, в тупичке, жарило солнце. Но ребята сидели в вагонах. По крайней мере, многие. Шахматные страсти к той поре накалились — доигрывали последние партии. Кое-кто бродил возле вагонов — далеко отходить запрещалось.

Время плелось еле-еле. Так всегда бывает, когда делать нечего и от тебя тут ничего не зависит.

На железнодорожной горке пыхтел тепловоз, формируя составы. Он чуть раскатывался и отцеплял по одному свои вагоны. Они катились под горку, и где-то там, на пульте управления, невидимый отсюда диспетчер переводил стрелки, и каждый вагон бежал в тупичок, нужный ему…

В разных углах сортировки нет-нет да гремели соединившиеся вагоны…

Саблин, сменивший лейтенанта Зиновьева, прохаживался вдоль нашего эшелона то с одной стороны, то с другой, изредка позевывая от скуки, покуривал папироску, жмурился на солнышко, а гимнастерку не расстегивал. Такой уж, видно, был человек, капитан Саблин.

Потом он присел на ступеньку вагона с то стороны, где дверь не открывалась, и задремал, На скажешь, что он уснул, просто забылся, приморенный осенним солнышком. Дремал он очень недолго, привыкший к сторожким солдатским снам, когда и спишь и не спишь сразу, когда просыпаешься ровно на мгновение раньше, чем надо.

Саблин открыл глаза и увидел перед собой серебряные струны рельсов, блестевшие на солнечном огне. Струны прогибались, как туго натянутая тетива, и ползли чуть вверх, в горку, где пыхтел паровозик.

Капитан по привычке мгновенно увидел все сразу: и паровозик, и рельсы, и вагон, который катился под горку. И в ту же секунду он увидел парня, который сидел на рельсе.

Сначала Саблин не обратил внимания на все это. Ну, катится вагон и катись на здоровье. И парень пусть сидит, жалко, что ли. Только вот непорядок, если это новобранец. Ему место в вагоне или поближе к эшелону.

Саблин крикнул парню, чтобы тот обернулся. Но тот сидел по-прежнему на рельсе. А вагон катился где-то там, наверху, погромыхивая на стрелках. Капитан, потянувшись, прыгнул с подножки, присел пару раз, развел резко руками, чтоб вконец прогнать сон, и потихоньку пошел к парню, чтобы узнать, новобранец это или нет, и отправить его поближе к эшелону, если новобранец.

Он шел не торопясь, переступая через блестящие теплые рельсы, сунув не по форме руки в карманы широких галифе, делавших его фигуру еще ниже, коренастее.

Потом что-то громыхнуло совсем рядом, и он повернул голову. Вагон, который толкнул паровозик на горке, катился в тупичок по рельсам, на которых сидел парень. Саблин сжался, как пружина, и крикнул парню: