Входить в контакт с местными агентами обычно считается дурным знаком: это означает, что в первоначальном плане что-то пошло насмарку, но Кайн знает, что, когда речь идет о таком важном деле, нельзя позволять себе руководствоваться предрассудками. Он оставляет знак в условленном месте. Местные агенты приходят на конспиративную квартиру после заката. Отворив дверь, Кайн видит двоих мужчин, молодого и старого. Оба выглядят обескураживающе обыденно: так могли бы выглядеть люди, которые пришли чинить водопровод или морить тараканов. Пожилой представляется Генрихом Сарториусом, молодой — просто Карлом. Сарториус делает Кайну знак помалкивать, пока Карл подметает комнату небольшим предметом размером с зубную щетку.
Все чисто! — объявляет молодой. Он выглядит костлявым и добродушным, но движется с известной грацией, особенно изящны движения его рук.
— Слава Богу! — говорит Сарториус. — Да благословит тебя Бог, брат мой! Чем мы можем помочь Христову делу?
— А вы действительно тот самый, с Арджуны? — внезапно спрашивает Карл.
— Тише, мальчик. Дело серьезное.
Сарториус снова оборачивается к Кайну и смотрит на него выжидательно.
— Он на самом деле хороший малый. Просто... для нашего сообщества очень важно то, что произошло на Арджуне.
Кайн не обращает на это внимания. Он избегает этих бредней насчет Ангела Смерти.
— Мне нужно знать, как одевается охрана премьер-министра. Во всех подробностях. И мне нужен план здания концертного зала с подробной схемой вентиляции и водостоков.
Пожилой хмурится.
— Но ведь это все будет проверяться и осматриваться?
— Наверняка. Вы можете добыть мне эти сведения, не привлекая внимания?
— Разумеется, — кивает Сарториус. — Карл добудет их вам прямо сейчас. У него золотая голова. Верно, мальчик?
Он снова поворачивается к Кайну.
— Не такие уж мы отсталые. Эти неверующие вечно твердят, будто мы отсталые, но Карл был одним из первых по математике в своем классе. Мы просто храним Иисуса в своем сердце, в то время как другие отреклись от Него, вот и вся разница.
— И слава Богу! — говорит Карл, который уже колдует над стеной конспиративной квартиры. Картинки мелькают столь быстро, что Кайн, даже со своим улучшенным зрением, улавливает разве что одну из десяти.
— Да-да, слава Богу! — соглашается Сарториус, кивая головой с таким видом, словно они только что долго и бурно обсуждали, как им обращаться с Богом.
У Кайна снова начинают побаливать суставы. Обычно это означает, что ему требуется пополнить запас белков. Он направляется на кухню и смешивает себе еще один питательный коктейль.
— Может быть, вы чего-нибудь хотите? — спрашивает он.
— Нет-нет, спасибо! — отзывается пожилой. — Мы просто рады, что можем помочь Господнему делу.
«Они производят слишком много шума», — решает он. Не то чтобы обычный человек мог бы их услышать, но Кайн — не обычный человек.
«Я — меч в руке Господней», — безмолвно напоминает он себе. Его собственные мысли еле слышны за бормотанием архимедианского семени, которое, хотя и прикручено до минимума, все равно продолжает изрыгать метеорологические прогнозы, новости, философские изречения и прочую дребедень, точно сумасшедший на перекрестке. Под тем местом, где висит Кайн, трое людей из охраны переговариваются на языке жестов, исследуя то место, где он проник в здание. Он замел следы таким образом, чтобы казалось, будто кто-то пытался пробраться в концертный зал через воздуховод, но потерпел неудачу.
Охранники, похоже, приходят к желаемым выводам: обменявшись очередной серией жестов и, по-видимому, сообщив второй группе охранников, что все чисто, они поворачиваются и уходят наверх по крутому воздуховоду. Они с трудом удерживаются на ногах в сильном потоке воздуха, лучи налобных фонариков мечутся по непредсказуемой траектории. Но Кайн выжидает наверху, точно паук, затаившись в густой тени, там, где толстая труба огибает одну из опор здания. Его отвердевшие пальцы впились в бетон, его разросшиеся мышцы напряглись и окаменели. Он выжидает, пока все трое не пройдут под ним, беззвучно падает на пол и раздавливает гортань человеку, идущему последним, чтобы тот нe предупредил остальных. Затем он ломает охраннику шею, вскидывает тело на плечо и взбирается по стене в заранее заготовленное укрытие: гамак из ткани того же цвета, что и внутренность воздуховода. Он за несколько секунд раздевает тело, изо всех сил молясь, чтобы остальные двое не заметили отсутствия товарища. Натягивает на себя еще теплую броню, оставляет тело в гамаке и спрыгивает вниз в тот самый момент, как второй охранник обнаруживает, что позади него никого нет.