Войны античного мира: Македонский гамбит.

Антигон понес значительные потери; до 4000 пехотинцев и около 60 всадников убитыми, приблизительно 4000 раненых; потери Эвмена составили не более 600 пехотинцев и полутора десятка всадников убитыми, меньше 900 раненых. Ночью, чтобы не привлекать внимания неприятеля, Антигон снялся с лагеря и отступил в Мидию. Эвмен не стал преследовать его и остался зимовать в Габиене.

Это решение, не столько продиктованное тактическими соображениями, сколько навязанное Эвмену союзниками, оказалось роковым. В конце декабря 317 года. Антигон неожиданно появился в опасной близости от зимних квартир противника, разбросанных по всей Габиене. В его армии на сей раз было до 22 000 пехотинцев, 9000 всадников и все те же 65 слонов; Эвмен выставил 37 000 пехоты, 6000 всадников и 114 слонов. (Надо сказать, приблизительно с этого времени слоны начинают играть все более важную роль в средиземноморских боевых действиях.) Построение армии Антигона было классическим: пехота в центре, конница на флангах, в авангарде — пельтасты и слоны. Эвмен поставил на левом крыле конницу союзников, 60 слонов и отборные отряды пельтастов, в центре расположил гипаспистов, аргираспидов и наемную пехоту с оставшимися слонами; правое крыло составляла остальная конница.

Антигон заметил, что лагерь Эвмена остался почти без прикрытия, и отправил туда особый отряд, который под прикрытием клубившейся над полем боя пыли должен был разграбить вражеский обоз. Он и не предполагал, что этот рейд окажет решающее влияние на ход событий.

Сражение началось с позорного бегства Певкеста, который спасовал перед конницей Антигона[124]. Некоторое время спустя левое крыло армии Эвмена попросту перестало существовать. В центре же дела обстояли несколько лучше — там ожесточенно сражались аргираспиды, эта элита армий Александра и его преемников. По сообщению Диодора, они без всякой поддержки «перебили около 5000 человек у неприятеля, не потеряв сами ни единого». Тем не менее, общий перевес постепенно склонялся на сторону Антигона. Отряды Эвмена повсюду отступали, их лагерь был захвачен и разграблен; к ночи уцелевшие собрались на берегу протекавшей неподалеку реки.

Аргираспиды, обозленные потерей своего имущества — враги захватили их жен, детей и все те сокровища, которые были в обозе, — не желали слушать Эвмена, который призывал продолжить бой утром. Он говорил, что вражеская пехота разбита, что войско Антигона более прежнего уступает в численности, что завтра будет возможность не только вернуть утраченное добро, но и завладеть вражеским лагерем. Однако командиры аргираспидов решили возвратить имущество иным способом: они послали гонца к Антигону и передали, что готовы принять любые условия, лишь бы получить назад то, что им принадлежит. Антигон поставил единственное условие — выдачу Эвмена, и вскоре к нему привели полководца союзников, связанного по рукам и ногам.

Одна из легенд об Александре Македонском гласит, что перед Индийским походом он приказал воинам сжечь всю добычу, которую они завоевали на Востоке, чтобы ничто в дальнейшем не отвлекало их от ратных дел. Судьба Эвмена — липшее подтверждение тому, сколь мудрым был этот приказ македонского царя и как изменились за прошедшие годы македоняне, пожертвовавшие военачальником ради того, что могли вернуть наутро воинской доблестью[125].

Несколько дней Эвмен провел в заключении — видимо, Антигон надеялся привлечь его на свою сторону. Но когда в армии стало нарастать опасное возбуждение — причем сильнее прочих тем, что Эвмен еще жив, возмущались предавшие его аргираспиды, — Антигон приказал убить пленника. Такая же участь постигла захваченного в плен в суматохе после ареста Эвмена сатрапа Индии Эвдема и некоторых других сатрапов.

Теперь Антигон с полным основанием мог именовать себя «владыкой Азии». Птолемей, похоже, довольствовался Египтом и ближайшими окрестностями, Кассандру хватало забот в Элладе, остальные сатрапы либо числились в союзниках Антигона, как Селевк и Пифон, либо не осмеливались ему сопротивляться. Далее следовало упрочить свое главенствующее положение, дабы не метаться по всей Азии, как это было последние семь лет, а потом подумать о возвращении в Македонию, оставшуюся без настоящего царя (знай Антигон о расправе с Аргеадами, он, возможно, действовал бы быстрее, но эти вести дошли до него, только когда он прибыл в Киликию осенью 316 года.).