Я больше не могу послушно дожидаться, Когда же возродят обломки бастионов: Теперь я против мира и правящих законов - Готова наконец их чарам не поддаться.
Я больше не могу смотреть на этот люд, Карабкаться и падать, и снова умирать. Пускай ликует город: все нищие и знать - Из пороха и крови восстанет Робин Гуд.
========== Предатель ==========
Я больше не хочу кричать до петухов: “Да здравствует свобода! Да здравствует король!” И сотни ослеплённых приказом дураков Не стану уводить на каторгу и боль.
Считали, что помогут наставить на войну Мои все помышленья, и бросят на врага, Да только я сражаться отныне не могу, Не буду возвращаться за красные поля.
Я больше не хочу размахивать мечом, Скакать по бездорожью навстречу городам, Которые исчезнут, как будто были сном, Поддавшись грубой силе и падая к ногам.
Не знаю, что же делать, куда бы убежать, Везде за мной крадётся: “Предатель! Самодур!” Но я не устаю, пытаясь доказать, Что больше не играю, что больше не шучу.
Меня бы передали в оковах палачу, Да только не поймают, пока я на коне. И я готов бороться за то, что не хочу Участвовать в походах и битвах на войне.
========== Интервью ==========
- Это больно по утренней влаге Уходить, не надеясь на чудо, Понимая, что стылое утро Остановится в шаге преградой?..
Это глупо тряпичною куклой, Что за нити ведёт кукловод, Совершать не один переход Через шарик вертящийся круглый?
Это плохо, нарушив законы, Отказаться идти на войну, Не шагать истуканом в строю, Отдыхая от боя до боя?
Это сладко меняться местами С обречённым солдатом в окопе, Чтобы слышать не стоны, а вопли? Это весело? - Нет уж. Едва ли.
- Это грустно сгибаться под пулей И гадать, из чьего же ружья: Может, друга? А может врага? Или брата? Иль вас обманули?
Это трудно тащить на плечах Через грязь и чужие могилы, Натыкаясь на сотни развилок, Не гробы, а безудержный страх?
Это низко предать за свободу, За возможность уйти без вреда, За манящую фразу “туда, Где не нужно ни Рая, ни Бога”?
Это верно пытаться вернуться К ярко-рыжим в закате холмам, К деревянным любимым домам, К милым людям, что ждут не дождутся?
И не грузом под номером 200, Не калекой, не старым солдатом, А таким, каким был ты когда-то… Лет, наверное, больше, чем 10?
Это сказка: войну отменили, А снаряды оставили в прошлом? - Если да, то и сказки возможны, Лишь бы мысли подобные были!
========== “Ты боишься?” ==========
Ты боишься упасть и не встать, Чтобы люди прошлись сапогами По усилиям плечи поднять, По остаткам улыбок, сметая
Неумелые ручкой штрихи - Чью-то радость от новой победы, Чью-то горечь от старой беды, Чью-то веру, что каждую среду
Белоснежные крылья и лица Помогают спасти не солдат, А детей, что не могут забыться, Погибая уже и во снах.
Ты боишься почувствовать пули, Их горячую тяжесть в груди, Понимая, куда повернули Твоих братьев на этом пути?
Чьи-то ноги тяжёлой подошвой Раздробят твою шею, однако Ты боишься, что это возможно: Не пойти за свободу в атаку?..
========== Могила безымянного солдата ==========
Могила безымянного солдата Не мрамором покрыта, а гранитом, Не высечены имя или даты - Войной они сколочены, забыты.
О чём он горевал? О чём молился? За что погиб, сражаясь до конца? Он в землю без сомнений опустился? Не мучился? А раньше ли отца?
Ему не дали прозвища. И номер Проставлен в документах городских: Забыто, где он жил. В каком он доме Гостил. Кого же он любил?
Ему досталась высшая награда - Покоиться навечно в небесах: Он бродит среди яблонева сада, Не зная, что потерян навсегда.
Могилу неизвестного солдата Сравняют через месяц, в ноябре, Для нового технического склада. Исчезнет даже холмик на земле.
========== Страница дневника ==========
Этот день в моей памяти выжгли калёным железом: Если б было возможно, я бы мысли узлом завязала, Лишь бы больше не плакать и не быть для тоски волнорезом, Для безумия волн, что так бьются о бриг без штурвала.
Я сидела на кухне, смотрела по «Первому» «Вести» - В них привычно твердили о взрывах в Каире, в Египте. Мне тогда было грустно. Теперь я почти на их месте: Тоже прочь бы послала все крики и все манускрипты.
Я хотела бы жить понемногу в окруженье семьи, Чтобы дети у ног копошились, я готовила ужин, Только дни для веселья теперь для меня сочтены, Потому что прислали письмо. А ответ и не нужен.
Я бы письма писала без счёта, но кому и куда?! Мне с печальными лицами люди велели молчать: Мол, судьба у меня незавидная. Это же разве судьба?! Разве зря я ночами сидела, не смея кричать?!
Я ждала, как птенцы поджидают своих матерей, Позабыв про дожди и про голод на долгие дни, Чтобы он возвратился, сумел наконец отогреть Это глупое сердце в объятиях вечной зимы.
А теперь у меня на руках половинка листа, На котором напыщенным стилем написаны фразы: «Он погиб не напрасно», «Герой!», «Его совесть чиста»… И я зверем готова завыть! Чёрной краской замазать
Эти жуткие строки, что пляшут по белому полю, Лишь бы больше не видеть и себя не корить. Мы мечтали на яхте отправиться в Чёрное море… А сейчас я тону. И до берега мне не доплыть.