Воины Хаоса наводят порядок (книга I) (СИ)

Кэррот, Батлер и Гудж без особой охоты разбрелись по сторонам, изучая останки. Это было не самым приятным занятием; но среди рваных тентов и раскиданного барахла они отыскали бессознательного паломника. Он был молод, худощав и в походе ничем не запомнился. Его била сильнейшая дрожь, все конечности дёргались, шурша парусиной – этот звук Ганс и слышал. Когда паломника потормошили, он лишь вытаращил глаза и отрицательно покрутил головой, продолжая лежать и подёргиваться.

Рядом захрустел гравий. Из-под груды пожитков выполз ещё один прихожанин Церкви Шестиугольника. Бородатый мужик в клобуке, замотанный в дырявый плащ, устало поднялся с земли. Он был бледен и часто дышал, очи блуждали, но признаков одержимости не было. Олясин узнал его, они несколько раз общались. Даже вспомнилось его имя, которое он всё забывал: Дросс. Ну конечно же, Дросс.

Бородач озирался, покачиваясь, кутаясь в плащ, как от зябкого ветра.

– Дросс, ты цел?

– Я… да… нет! – невпопад отвечал бородатый. Шагнул к Кэрроту боком и продолжил слабым, плачущим голосом: – А вот ты убил нашего пастыря…

Кёрт успел отшатнуться, и удар плотницкого топора не разбил ему череп, а всего лишь наискосок рассёк лоб. Вспышка боли ослепила его, кровь хлынула водопадом. Он вскричал и попятился, закрываясь рукой, растерявшись, а Дросс торопился за ним, изготавливаясь для следующего удара.

Троллин Гудж свалился как чёрная птица с небес и легко, на ходу, свернул сумасшедшему голову. Положил неподвижное тело на землю и о чём-то заговорил низким голосом. Зажимавший кровоточащую рану Кэррот к нему не прислушивался.

– Он считает, что ты отомстил вместо него. Умертвил колдуна, поломавшего жизнь его племени, – пояснил Ганс, споро бинтуя рассечённую голову Олясина. – Говорит, по обычаю должен воздать тебе сторицей. Обещает оберегать от врагов… Не скажу за всё остальное, но драться он точно умеет.

– Прекрасно, – хмуро отреагировал Кэррот. – Просто прекрасно!

К ним опасливо подступил Батлер Броки.

– А вот то, что мы возле всей этой дряни торчим… – он повёл волосатой рукой к осколкам кометы, от которых волнами шёл еле слышный, беспокоящий шум.

– Нам бы лучше вообще сюда не приходить. Но теперь уже хуже не станет, – изрёк Ганс Пополам, подобрав свой Делитель. – Кроме того, я слыхал, что на вас, низкорослых, хаос почти не действует.

– Ну-ну!

Ганс задумался. Себя он проверил лет десять назад, когда всё надоело и накатило отчаяние. Он нашёл заражённую хаосом местность – после войны их осталось немало – и бродил по ней несколько дней, дивясь метаморфозам природы. Изменившиеся звери и птицы, листва синего цвета, искрящийся воздух. Мелкие искажения ткани пространства и времени. С ним тогда ничего не стряслось, оказался нейтрален. И даже нашёл себе новые смыслы и цели. А вот его наёмная компания…

Понемногу светало. Мелкий дождь перестал моросить. Капитан Пополам брёл по лагерю, изучая картину ночного безумия. На него вдруг нахлынула лёгкая грусть – видимо, от усталости. Как многие жестокие люди, в глубине души Ганс был сентиментален.

Вон валяется Безкостей. Он был лекарем их небольшого отряда. Живой и подвижный человек средних лет, лысый как коленка, с красным дырчатым носом. Болтал без умолку, оттуда и прозвище. Заговаривал зубы и чирьи, отвлекал пересудами раненых при операциях. Рассказывал бородатые байки, пел песни со всеми. А потом был заколот своими пациентами да смиренными верующими.

Вот лежит Шпатель. Бывший каменщик. Самый сильный в «Одной второй». Спокойный, ответственный, говорил густым басом. Надзирал за порядком, пользовался заслуженным авторитетом. Был добр в жизни и страшен в бою. А когда бесноватый святоша принёс в лагерь хаос, Шпатель сел на камень и умер. Сердце не выдержало.

Это Батя. Выглядит даже злей и растрёпаннее, чем обычно. Вечно клянчил деньги авансом, брал в долг, чтобы слать своим отпрыскам, которых по градам и весям напрыскал немало. Он поддался безумию хаоса, и в кровавой свалке кто-то из бывших товарищей достал его тесаком, почти отрубив Бате голову.

На отшибе темнеет тент хендрских ярыг. Они сами покоятся рядом, в обнимку, залитые кровью. Лица искажены, из спины одного торчит рукоятка ножа сослуживца, у другого она в животе. Стал ли кто-то из них одержимым, или просто со страху друг друга зарезали? Кто теперь знает?

Он припомнил порядок событий и выругался в пустоту.

– Розес, проклятье! Вот ты-то зачем?

Было решено хоть немного восстановить силы, собрать припасы и двинуться прочь от этого места. Пробираться в обжитые земли. Под утро, когда всех сморил мутный сон, Костик неожиданно очнулся. Приоткрыл потрескавшиеся веки и чуть слышно заговорил, стремясь разъяснить что-то важное.

– Толк есть. Как придумать… меняется быстро… поэтому. Не поверишь, Олясин…