Воины Клевера

– …попомнишь меня, когда узнаешь, так поздно будет, – голос стал отчетливей, но бубнящие интонации остались. – Ни «спасибо» тебе, ни «пожалуйста». Держи его тут, спасай. Одно извинение, что ничего ты не соображаешь и серёдкой придавленный.

– Что-о ты-ы хо-оче-ешь? – сдался Ирил.

– Сиди, жди, пока твои там придумают, как тебя вытащить, – отчеканил мох. – А до этого спать не моги. А то не проснешься. И голос твой слушай, он тебя тоже вытаскивает. – Он помолчал немного (о, блаженство) и абсолютно алогично добавил: – Только скажи ей, чтоб не орала.

– Ка-ак? – поинтересовался Ланья. Он очень сильно надеялся, что сарказма в его голосе достаточно. Оказалось, нет. По крайней мере для моха.

– Как хочешь. Тянись к ней.

Ирил послушался зачем-то. Из последних сил он потянулся к далекой звездочке. Она стала ближе или это ему только кажется?

– Ну, еще, еще, сильнее, – откуда-то сзади начал подстегивать его мох. – Давай, тянись. Ну! Ну же!

Звездочка стала ярче, к ней добавилась еще одна, еще. Замерцали сполохи… Нет, сил не хватало, и Ирил начал медленно падать обратно, в спасительную темноту.

– А… э-эх, ты, – разочарованно протянул сбоку голос моха.

Не получилось. Совершенно обессиленный Ланья блаженно вытянулся на… полу, короче. Еще не хватало сейчас начать разбираться как тут что называется.

– Да уж, ты безнадежен, – прокомментировал мох. – Сиди теперь, жди.

– За-ткнись! – На этот всплеск ушли последние силы, и Ланья почти отключился.

– Не могу, – жизнерадостно чирикнул голос. – Ты без меня заснешь – и всё.

Вот это было верно. Только проснувшаяся почти звериная ненависть к мешающему спать моху поддерживала Ирила хоть в каком-то подобии сознания. А тому хоть бы что.

– О, гляди, тебя понесли куда-то.

И правда, звездочка сместилась вправо. Вернулась. Влево. Вернулась.

– А мне интересно вдруг стало, – почти пропел рядом мох. – Куда это тебя потащили и чего делать будут? Я, пожалуй, посижу тут, с тобой. А то вдруг ты без меня того…

Если бы у Ирила оставались силы, он бы застонал, а так…

– Ваше Магичество, – Степашка просунул голову в приоткрытую дверь кабинета Сибейры. – Можно?

Щуплый белесый Степашка с честными, вечно удивленными глазами особыми магическими талантами не обладал. Так, на троечку. Но дон Антонио держал его вовсе не за это. У парня был уникальный талант влезать без мыла в любую задницу и договариваться с кем угодно о чем угодно, включая вечно недовольных мастеров-оружейников из числа глеммов. Один раз он совершенно бесплатно выцыганил комплект боевой одежды у самого Утабая, признанного мэтра-оружейника всего Пестика и по совместительству редкостной сволочи. Злые языки поговаривали, что Степашка банально махнулся с Утабаем на что-то, но Сибейра точно знал, что это не так. И всё было бы ничего, но, будучи абсолютно компанейским парнем, Степашка совершенно не желал признавать никакой воинской дисциплины. А в свое время силком назначенный на должность Торквемада, наоборот, эту самую дисциплину с некоторых пор возлюбил безмерно. Но поскольку все свои многочисленные таланты в области разгильдяйства Степашка активно применял направо и налево, невзирая на чины, то и к самому Сибейре он вламывался точно так же, как к любому другому магу Директории. То есть как к себе домой. Раздражало это весьма, но дон Антонио, памятуя о многочисленных заслугах молодого нахала, терпел. До поры.

– Можно козу на плацу, – с удовольствием ввернул Сибейра фразу, подхваченную у Мастера Ацекато, то бишь Семена Алексеевича Точилинова, в прошлом (уже далеком) полковника российской армии. – Ты ж, балбес, почти военный человек: – «разрешите».

– Разрешите? – Степашка, ничуть не смутившись, втек в кабинет вслед за головой. – Там…

– Не разрешаю, – мстительно отчеканил дон Антонио. – Выйди и жди, пока позову.

– Так там… – Степашка искренне не догонял, чего это вдруг два слова нельзя сказать в пустом кабинете.

– Крру-гом! Ша-гом марш! – правдоподобно закипел Сибейра, напомнив, что прозвище Великий Инквизитор, может быть, не так уж и далеко от истины.

Степашку вымело. Дон Антонио поправил безукоризненно белый манжет и довольно ухмыльнулся. Общение с Точилиновым давало результаты. Мастера Ацекато не так давно пробил очередной приступ ностальгии по матушке-Земле, и он начал активно вспоминать былое. Большей частью «былое» заключалось во введении в обиход земных армейских правил и привычек. К данному моменту приступ ностальгии у Точилинова уже прошел, но Сибейра, которому систему под себя еще предстояло строить и строить, почерпнул много нового. И кое-что из этого нового – вот, пожалуйста, работает.

– Ну, где ты там? Заходи, – выждав паузу, позвал Сибейра.

Дверь открылась, и в кабинет строевым шагом (это он так думал), звучно шлепая по полу подошвами, вошел Степашка. Замер перед столом, преданно глядя в глаза.

– Ваше Магичество, честь имею доложить, к вам посетитель.

И замолчал, выпучив глаза от демонстративного усердия.

– Кто? – поинтересовался Сибейра.

– Не могу знать, – все так же выпучивая глаза, выпалил Степашка.