Читаем Войны Миллигана полностью

Заявление свидетеля:

Был вызван в МО [мужское отделение], где пац-та удерживали несколько человек, чтобы он себе не навредил. П-т пытался высвободиться. Пришлось перевезти его в девятый блок. П-т не разговаривал, но, когда его привязали, продолжал высвобождаться. Пришлось затянуть ремни и привязать простыней поперек груди, а потом еще ремнем поперек живота. В конце концов, примерно в 2:00, он заговорил с нами здраво, и руки положили вдоль туловища. Он попросил воды и спросил, не поранил ли кого-нибудь. Во время инцидента травм никто не получил.

Подпись: Джордж Р. Нэш, санитар.

Отделение интенсивной терапии (ИТ) считалось дном. Блок номер девять – адом в аду. Билли Миллиган был связан и заперт в изоляторе глубоко в недрах девятого блока. В Лиме не было большей степени изоляции и большего ограничения свободы, более глубокого уровня заточения.

Теперь он не мог больше причинить никаких хлопот, его полностью контролировали – с глаз долой, из сердца вон. Надежды не осталось.

Глава девятая

Место смерти

1

На доске объявлений в девятом блоке висела надпись: «НАРУШИТЕЛЯМ ПРАВИЛ НАДИРАЕМ ЖОПУ».

Когда санитары кричали «Перекур!», пациент мог выйти из камеры и дотащиться до общего зала, который здесь именовали курилкой. Полагалось сидеть, поставив обе ноги на пол. Если хотелось в туалет, почитать или задать вопрос, надо было поднять руку и ждать, пока тебя заметят. Вернуться в камеру – тоже только с разрешения.

Отряд экстренного реагирования, именуемый «головорезами», держал ситуацию под полным контролем. С «опасными сумасшедшими» обращались как с отсыревшим динамитом.

2

Когда Миллиган открыл глаза в изоляторе девятого блока, он не знал, кто он, но обнаружил, что привязан к кровати по рукам и ногам, одурманен торазином и оставлен на холоде при открытом окне.

Никто из находящихся внутри не знал почему.

Была сумятица.


Когда большая дверь в камеру наконец отворилась, шона ослепил свет. Слабый, голодный и страдающий от жажды, шон до этого ни с кем не разговаривал. Из света появились безликие тени, чтобы сделать еще один, последний укол. Иголка ужалила. Рты беззвучно переговаривались.

Дверь оставили открытой, но он не мог пошевелиться. Не мог дойти до двери, а она не шла к нему. Что ж, стой там, дверь, виси на петлях. Мне-то что… Буду сидеть здесь вечно. В тишине.

Как он тут очутился? Здесь светлее, чем там, где его держали раньше. Ну и ладно. Сегодня здесь, завтра там… На плечах висело покрывало. Повсюду в этой грязной серой комнате были люди. Он ни на кого не смотрел, потому что знал: не положено. По-прежнему ни звука. Он оглох. А какая разница? Кому какое дело? Никому. Стул был большой, желтый. Он хотел встать, но человек с ключами толкнул его обратно.

Часы, книги, гудки. Побег. То, что велел Учитель. Кто такой Учитель? И кто сейчас думает? Просто слушай. Часы показывают, что пора уходить… спать. Время не может исчезнуть, если его у тебя нет. Это ты исчезаешь из времени, чтобы убежать из настоящего. Время переносит тебя с места на место.

Что происходит? Кто сейчас думает?

Не важно, ответила мысль.

Я хочу знать, кто ты.

Хорошо, ответила мысль, я, скажем так, друг семьи.

Я тебя ненавижу.

Знаю, ответила мысль. Я – это ты.

шон ударил по металлическому зеркалу, надеясь сфокусировать объектив ума. Потом зажужжал, чтобы почувствовать вибрацию в голове. Лучше, чем ничего, но по-прежнему ничего не слышно.


Когда человек с ключами ушел, джейсон сел и потянулся, чтобы унять боль в спине. Он потер голову и решил обследовать новый общий зал.

Когда спустил ноги на пол и встал, то вдруг полетел куда-то вниз. В ужасе подумал, что госпиталь рушится, попытался за что-то уцепиться, но не смог.

Закричал.

Он бредит? Но нет, он видел, ощущал запах, чувствовал. Жгучая боль пронзила ступни от удара об пол подвала – в здании, где подвала не было. Он знал, что это не плод его воображения, потому что, когда поднялся с колен, обе лодыжки пульсировали от боли.

Он находился в квадратном туннеле.

Служебный ход? Нет.

Позади он казался бесконечным. Впереди была приоткрыта огромная дубовая дверь.

Время не исчезает, подумал джейсон. Он все еще на Пятне. Или исчезает? Может, это воспоминание? Нет, это сейчас. Никаких решеток и запертых дверей. Где же он?

Любопытство, разбиравшее джейсона, притупило страх, и он шагнул в большую дверь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Билли Миллиган

Таинственная история Билли Миллигана
Таинственная история Билли Миллигана

Билли просыпается и обнаруживает, что находится в тюремной камере. Ему сообщают, что он обвиняется в изнасиловании и ограблении. Билли потрясен: он ничего этого не делал! Последнее, что он помнит, – это как он стоит на крыше здания школы и хочет броситься вниз, потому что не может больше так жить. Ему говорят, что с тех пор прошло семь лет. Билли в ужасе: у него опять украли кусок жизни! Его спрашивают: что значит «украли кусок жизни»? И почему «опять»? Выходит, такое случается с ним не впервые? Но Билли не может ответить, потому что Билли ушел…Перу Дэниела Киза принадлежит также одно из культовых произведений конца XX века – роман «Цветы для Элджернона», ставший знаковым явлением во многих странах.Роман издавался ранее под названием «Множественные умы Билли Миллигана».

Дэниел Киз

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары