Войны Миллигана

Начальник полиции Афин, узнав эту новость, публично высказался против возвращения Миллигана под его юрисдикцию. Выражая недовольство, он заявил, что уверен в той опасности, которую Миллиган представляет для города, и высказался против любого решения, позволяющего ему одному или в сопровождении кого-либо покидать границы центра психического здоровья в Афинах. Мэр Афин занял аналогичную позицию.

Студенческая газета Пост университета Огайо выразила противоположное мнение, прямо на первой странице издания от 12 апреля 1982 года, в редакционной статье, озаглавленной:

Будем справедливы по отношению к Миллигану

Уильям Стенли Миллиган возвращается в Афины, и мы не можем делать вид, что нас это не касается. Однако нас беспокоят не студенты и граждане этого города, а сам Миллиган.

Враждебность общественного мнения, подогреваемая средствами массовой информации Коламбуса и некоторыми политиками, ни в коей мере не помогает лечению синдрома множественной личности.

Нас заботит то, что Миллиган получает лечение, адаптированное к его психическому заболеванию. Давайте не будем забывать, что Уильям Стенли Миллиган — человек. Жители нашего города должны проявить сострадание по отношению к человеку в такой ситуации.

Мы не просим вас встречать Миллигана с распростертыми объятиями. Мы просим вас понять его. Это самое малое из того, что мы можем сделать.

Спустя два с половиной года после перевода в Лиму (осуществленному незаконно), Билли Миллиган упаковал свои личные вещи, готовясь к возвращению в Афины. Когда надзиратель по прозвищу Рваное Ухо и социальный работник сопровождали Учителя, закованного в наручники, к фургону для транспортировки, то они к своему удивлению заметили, что двор клиники, огороженный колючей проволокой, был заполнен пациентами и надзирателями, пришедшими попрощаться.

Увидев Миллигана, они махали ему и аплодировали. Руки Билли были закованы в наручники, поэтому в ответ он смог лишь поднять руки, чтобы помахать им. Тот факт, что все они собрались его проводить, грел ему душу — вся эта сцена напомнила ему прощание Роберта Редфорда в конце фильма «Брубейкер». И сегодня, в отличие от дня его свадьбы, он слышал аплодисменты.

3. «Убейте мне этого сукиного сына!»

Миллиган прибыл в афинский центр психического здоровья 15 апреля 1982 года. Охрана сопроводила Билли в его старое отделение, где с него сняли наручники. Пациенты и работники улыбались, поздравляли его с возвращением. Главная медсестра просто сказала ему: «Добро пожаловать домой, Билли».

Когда через несколько дней пришел Писатель, его ждал Учитель.

— Я рад, что это ты, — сказал Писатель, пожимая ему руку. — Давно не виделись.

Стоял теплый весенний день, они бродили по парку. Учитель был очень вдохновлен, смотрел куда-то вдаль, в сторону реки Хокинг.

— О боже, как здорово вернуться!

— Как твои дела?

— Я разделяюсь на несколько личностей, но не присутствую в их сознании. Я слышу их голоса, но не могу с ними говорить. Доктор Кол, однако, этого и добивается. По его словам, Рейджен настаивает на том, что я не должен находиться здесь, в открытой государственной клинике.

— Он серьезно?

Учитель кивнул.

— После двух с половиной лет контроля над пятном, в течение которых он чувствовал себя полным жизни и власти, Рейджен взбешен тем, что его вернули в заведение, откуда он пытался сбежать…

Он повернулся к зданию и посмотрел на пожарную лестницу, которая вела к одному из запасных выходов.

— Эту дверь он сломал, не так ли?

Писатель улыбнулся.

— После этого они стали ее охранять.

— Справедливо. Поскольку Рейджен теперь в надежной больнице, он теряет позиции главного. Они с Артуром во многих вопросах не могут найти общий язык. На этой неделе никто не контролирует пятно. Артур знает, что другие психиатры не одобряют регулярное использование в терапии амитала натрия, выбранного для меня доктором Колом, и что Департамент психического здоровья вмешивается в мое лечение. Контроль моего сознания — главный приз в ожесточенной битве, развернувшейся на два фронта — внутри меня и во внешнем мире.

— Как они там, внутри?