Читаем Войны Миллигана полностью

Во время пребывания в Афинах, когда Кевин слился с остальными обитателями в Учителя, он слышал, как рассказывал писателю одну историю, связанную с картинами: Артур перевел Сэмюэла в список «нежелательных», после того, как тот продал одну из картин Аллена с обнаженной натурой, желая избавиться от них. Артур установил строгое правило: никто не должен прикасаться к художественным принадлежностям, необходимым для портретов Аллена, натюрмортов Денни или пейзажей Томми. Только Рейджен, дальтоник, иногда рисовал углем. Кевин вспомнил свой рисунок тряпичной куклы Кристины, задыхающейся в петле висельника — та работа взбудоражила охранников тюрьмы графства Франклин.

И все-таки, кто же будет рисовать?

Эдвардс придвинул большую тележку с краской.

— Какие цвета тебе нужны, Билли?

Кевин знал, что должен сыграть свою роль. Он сложил в тележку банки с голубой, зеленой и белой акриловыми красками, а также горсть кистей и щеток. Тот, кто займется росписью, должен появиться в пятне!

— Это все?

Кевин пожал плечами:

— Пока что да.

Эдвардс отвел его по коридору до комнаты свиданий корпуса № 3.

— С чего ты начнешь? — спросил Эдвардс.

— Эй, мне нужно сконцентрироваться, окей?

Кевин рассчитывал на то, что если он выиграет немного времени, то появится один из художников и возьмется за рисование.

Он закрыл глаза и стал ждать.


Когда Аллен посмотрел на материал для рисования и стены комнаты свиданий, он вспомнил встречу с терапевтической командой, на которой он согласился применить свой талант для «украшения учреждения» в обмен на разрешение выходить из корпуса в течение дня.

Он снимал крышку с банки белой краски, когда Эдвардс спросил его:

— А где эскиз?

— Какой эскиз?

— Мне нужно увидеть эскиз того, что ты нарисуешь.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что нам это подходит.

Аллен заморгал глазами.

— Подходит для чего?

— Ну, понимаете, мы хотим быть уверенными, что ваша живопись будет… Эээ… Приятной. Не такой, как некоторые странные вещи, нарисованные на стене вашей комнаты.

— Вы хотите сказать, что должны утвердить эскиз того, что я собираюсь написать, прежде чем я начну работу?

Эдвардс кивнул головой.

— Но это же цензура! — возмутился Аллен.

Двое работников технического персонала перестали водить тряпками по полу и обернулись.

— Это государственная организация — негромко ответил ему Эдвардс — Мы нанимаем тебя для того, чтобы расписать стены. За результат отвечаю я. Например, мы не можем разрешить изображать людей.

— Никаких людей?!

Надежды Аллена рухнули. Не мог же он рассказать Эдварду, что не рисует ничего, кроме тел и портретов.

— Администрация боится, что ты нарисуешь реального человека, а это может нарушить его право на неприкосновенность личных данных. Нарисуй нам лучше красивый пейзаж.

И этот мужлан будет указывать Рафаэлю, имеет он право изображать людей или нет?! С сожалением Аллен понял, что он должен позволить Томми сделать эту работу.

— У Вас есть карандаш и бумага? — спросил он. Эдвардс подал ему пачку бумаги для рисования.

Аллен некоторое время просидел за столом с карандашом в руках. Он начал рисовать пейзаж — чего раньше никогда не делал. Он рассчитывал, что это вызовет любопытство Томми, и тот возьмется за рисунок. Аллен насвистывал, поглощенный рисованием, и надеялся, что Эдвардс не заметит, как трудно ему дается эта внешняя невозмутимость.

Перед тем, как покинуть пятно, Аллен написал на листе:

«Нарисуй что-нибудь приятное на стене корпуса № 3. Примерно три метра в высоту и полтора в длину».


Луч прожектора упал на Томми без предупреждения. Он сразу увидел карандаш в руке и сообщение на листе бумаги, узнал почерк Аллена, и понял, чего тот хотел от него. На этот раз Аллен хотя бы дал ему понять, что происходит.

Учитывая размеры стены, он быстро добавил к наброску Аллена маяк, стоящий на краю скалистого берега. Он был изображен на фоне моря, вместе с чайками, символизирующими свободу. По крайней мере, ЕГО сознание вырвется на свободу, когда он будет рисовать.

— Вот это хорошая идея! — обрадовался Эдвардс.

Томми смешал краски и приступил к работе.

Следующие три дня в 8:30 утра Эдвардс отправлялся искать Кевина, Аллена или Филипа. Большую часть дня в пятне был Томми — пока рисовал. Работа продолжалась до 11 часов — он должен был вернуться в корпус, на перекличку перед обедом. Потом Эдвардс снова провожал его, и Томми продолжал рисовать до трех часов. Когда изображение маяка было завершено, Томми нарисовал двух сов, отдыхающих на ветках деревьев, с луной на заднем плане. Цветовая гамма была тусклой, в основном коричневая и желтая охра.

На противоположной стене появился впечатляющий пейзаж, размером четыре на одиннадцать метров, в котором господствовали осенние цвета: золотые и красные. Олень остановился возле старого сарая. Петляющая дорожка и стая диких уток над сосновым бором.

Около входа в корпус № 3 Томми нарисовал изображение, из-за которого, проходящему через дверь, кажется, будто он идет по сельскому мосту, за которым черно-серые сараи переходят в другие изображения, создавая непрерывную панораму.

Перейти на страницу:

Все книги серии Билли Миллиган

Таинственная история Билли Миллигана
Таинственная история Билли Миллигана

Билли просыпается и обнаруживает, что находится в тюремной камере. Ему сообщают, что он обвиняется в изнасиловании и ограблении. Билли потрясен: он ничего этого не делал! Последнее, что он помнит, – это как он стоит на крыше здания школы и хочет броситься вниз, потому что не может больше так жить. Ему говорят, что с тех пор прошло семь лет. Билли в ужасе: у него опять украли кусок жизни! Его спрашивают: что значит «украли кусок жизни»? И почему «опять»? Выходит, такое случается с ним не впервые? Но Билли не может ответить, потому что Билли ушел…Перу Дэниела Киза принадлежит также одно из культовых произведений конца XX века – роман «Цветы для Элджернона», ставший знаковым явлением во многих странах.Роман издавался ранее под названием «Множественные умы Билли Миллигана».

Дэниел Киз

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза