Войны Миллигана

— Кто-то, в конце концов, должен решить, с кем мы имеем дело: с заключенным или пациентом. И это должен решить не я. Для меня Миллиган ‒ это пациент. Сотрудники тюрьмы Дейтона со всеми их предписаниями по безопасности, режимами контроля, камерами, мониторами и всем остальным заставляют думать, что Билли все-таки заключенный. Да что уж там! Меня ощупали и тщательно обыскали, перед тем, как пустили к пациенту в комнату встречи. И это, по моему скромному мнению, вовсе не похоже на благоприятное терапевтическое окружение.

Доктор Кол выдержал выразительную паузу и продолжил:

— Даже директор медицинской части досматривается каждый день и должен проходить через металлоискатель. Однажды я спросил у него: «Доктор Сэмми, а если бы вам нужно было заходить сюда десять раз в день, неужели они заставили бы вас всякий раз проходить проверку?» Он ответил мне: «Да, конечно!» ‒ будто я спросил что-то нелепое. Такие порядки кажутся мне весьма странными и неуместными в обычной психиатрической практике, и я думаю, что все это порождает некоторую неразбериху.

Выслушав доктора, Томас Бил спросил у него:

— Доктор Кол, скажите, пожалуйста, справедливо ли будет утверждать, что, по причине развития у Миллигана синдрома множественной личности, в течение пяти-семи последних лет он превратился в агрессивного и весьма буйного человека?

— У него были периоды жестокости и агрессии. Но если вы хотите, чтобы я отнес его к категории жестоких и агрессивных пациентов, то я никак не могу этого сделать. Я считаю правильным исходить из того, о чем, как мне кажется, свидетельствуют факты. В Афинах Миллиган вел себя прекрасно до тех пор, пока не произошла целая серия злосчастных событий. Именно с этого момента он начал испытывать страх и недоверие к окружающим, вследствие чего, к сожалению, результаты лечения начали сходить на нет. Как мне кажется в этом случае, безусловно, имеет место быть причинно-следственная связь. Вы ведь знаете, что Билли свободно выходил в город, никогда не приносил никому никакого вреда, не совершил ни одного преступления; его нельзя было ни в чем упрекнуть, даже тогда, когда он подвергался многочисленным провокациям. При помощи различных способов терапии я учил его управлять своими негативными эмоциями.

— Согласен, вы выступаете в роли наставника. Казалось бы, произнеси вы «Абракадабра! Все позади» и этого будет достаточно. Но ведь это не так. Терапия — длительный, эволюционный процесс и необходимо много времени, для достижения абсолютного результата, — парировал прокурор.

— Вынужден признать, мне так и не удалось до конца научить его держать язык за зубами, — отвечал доктор Кол, продолжая защищать своего бывшего пациента. — У Билли всегда был острый язык, и он не стеснялся выражать свое мнение, но я не помню ни одного случая, когда он заходил слишком далеко. Он был поборником справедливости и реформатором; Билли без конца был готов ринуться в новый крестовый поход, ввязаться в то или иное дело, но он никогда не делал никому зла, никому не угрожал и никогда ничего не крал. Ему действительно становилось лучше!

Майкл Эванс, от имени генерального прокурора штата Огайо, начал перекрестный допрос.

— Почему Миллигана перевели из Лимы в клинику штата?

— Вам объяснить только причину или рассказать всю историю?

— Меня интересует и то и другое.

— На тот момент психическое состояние Миллигана значительно улучшилось, и мы, как и сам пациент, были готовы отпускать его в город. Прошу принять во внимание то, что речь шла о пациенте государственной клиники. Миллиган начал выходить в город и в связи с этим в прессе одна за другой начали появляться статьи о нашем пациенте, которые были, мягко говоря, не очень позитивные. Среди них была и местная афинская газета, и пресса Коламбуса. Некоторые законодатели обратили внимание на беспокойство, вызванное этими статьями, и решили принять меры.

Комиссия внимательно слушала доктора, и после некоторой паузы он продолжил свой рассказ о Билли:

— Понимаете, внезапная популярность Миллигана, причем не в самом положительном свете, шумиха в средствах массовой информации, поднятая вокруг него, вкупе с ограничениями, касательно режима его содержания, которые появились в результате всего этого, сильно на него подействовали. Они нанесли вред его состоянию, снова вызвав глубокую тоску и как следствие, повторное появление некоторых симптомов, функциональных расстройств, и прочего, с чем мы успешно боролись в течение большого промежутка времени.

Комиссия молчала, понимая, что доктор еще не все сказал. Доктор Кол медлил. Его лицо незаметно осунулось и, казалось, его охватили грусть и сожаление о том, что все сложилось именно так, а не иначе:

— Знаете, уважаемые члены комиссии… — взволнованно произнес доктор Коул, но затем совладал с собой и продолжил. — Я убежден, если бы нас оставили в покое, то общество могло бы получить еще одного честного налогоплательщика.