Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.

«Кроме нынешнего государя (Федора), у которого нет детей и едва ли будут, ...есть еще один только член этого дома, именно: дитя шести или семи лет, в котором заключается вся надежда и все будущее царского рода... Младший брат царя... содержится в отдаленном месте от Москвы, под надзором матери и родственников из дома Нагих, но жизнь его находится в опасности от покушений тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае смерти бездетного царя. Кормилица, отведавшая прежде него какого-то кушанья (как я слышал), умерла скоропостижно... Этот вопрос окончится не иначе, как всобщим восстанием».

Нечволодов А. «Сказания о русской земле». Книга IV, с. 311—312

Когда пришла весть о смерти Дмитрия, Годунов указом от имени царя Федора отправил 19 мая в Углич следственную комиссию. Понятно"⁴ что в нее вошли его люди: окольничий Лупп-Клешнин, дьяк Вылузгин, крутицкий митрополит Геласий. Но главой комиссии он назначил князя Василия Ивановича Шуйского, находившегося в большом подозрении у временщика и ежечасно ждавшего своей гибели. Это назначение имело целью создать видимость беспристрастия. Годунов был уверен, что, спасая свою жизнь, Шуйский не посмеетперечитьЛупп-Клешнинуи своим именем покроет все его действия в Угличе.

Следствие сделало вывод, что царевич стал невольным самоубийцей. Дескать, во время игры со сверстниками в некую игру (тычку) у него начался приступ «падучей» (эпилепсии), он упал горлом на свой детский нож и зарезался. Разумеется, столь «удачное» падение выглядит крайне сомнительным, даже в том случае,

если мальчик в самом деле был болен. Версия убийства кажется значительно более логичной и правдоподобной. Во всяком случае, царевич Дмитрий представлял для Годунова опасность несоизмеримо большую, чем дочь и внучка князя Старицкого — последнего удельного князя Московской Руси.

Да и нет никакой тайны в этом убийстве, без всяких сомнений организованном Годуновым. Все его детали давным-давно установлены.

Старшая воспитательница царевича («мамка») Василиса Воло-хова в шестом часу дня, когда царица Мария собиралась обедать, позвала Дмитрия гулять во дворе. Она вывела его за ручку на нижнее крыльцо, где передала своему сыну Осипу Волохову, державшему в рукаве'нож. Осип повел его на середину двора и ласково спросил: «У тебя, кажется, государь, новое ожерельице»? Царевич доверчиво вытянул свою детскую шейку, чтобы ожерельице было лучше видно, и ответил: «Это мое старое ожерелье». В то же мгновение убийца выхватил нож и вонзил его в подставленную шею, но, объятый страхом, горло до конца не перерезал, а кинулся бежать.

Дмитрий упал, истекая кровью. С отчаянными воплями к нему бросились находившиеся во дворе кормилица Тучкова и постельница Колобова. На их крики тотчас выбежала Мария и увидела сына, бьющегося в предсмертных судорогах в руках своей кормилицы. Давно подозревавшая мамку Волохову в злом умысле, она бросилась к ней и стала бить по голове подвернувшими под руку поленом. При этом царица громко кричала, что царевича убил Осип Волохов вместе с молодым Данилой Битяговским (сыном местного дьяка Михаила) и его двоюродным братом Никитой Качаловым.

Пономарь ударил в набат. Собралась огромная толпа народа. Горожане, разгоряченные обвинениями царицы и ее братьев, схватили и убили Осипа Волохова, отца и сына Битяговских, Никиту Качалова, а также несколько их слуг, всего 12 человек.

По свидетельству летописцев, на «наводящий вопрос» Шуйского — «каким образом Дмитрий, от небрежения Нагих, заколол себя сам»? — все опрашиваемые единогласно отвечали, что царевича убили его рабы. Но, вернувшись в Москву, Шуйский доложил царю Федору, что царевич закололся сам. Он представил документы следствия, сохранившиеся до сих пор. По ним выходит, что только дядя царевича — Михаил Нагой, будто бы бывший вдень убийства мертвецки пьяным — утверждал, что царевича убил и. Все остальные говорили как заученный урок одни и те же слова, что царевич в припадке падучей упал на собственный нож. Особенно много распространялась про болезнь Дмитрия мамка Василиса

Волохова. Характерно, что показаний матери царевича в следственном деле нет¹³¹

Подробно разобрав следственное дело и указав на все имеющиеся в нем логические нестыковки, выдающийся русский историк С М . Соловьев сделал вывод: