На другой день Понтус, перейдя ту же самую реку в другом месте, пошел назад на поляков, храбро ударил по ним и задал им такого жару, что они обратились в бегство и принуждены были с большим уроном и позором снов отступить в большой лагерь Димитрия».
Буссое. Цит. Соч., с. 159
Поражение у Твери способствовало возникновению разброда в рядах тушинцев. Так, Самозванец немедленно написал Сапеге, чтобы тот бросил осаду Троицко-Сергиевского монастыря и спешил на защиту Тушино:
«Неприятель вошел в Тверь почти на плечах нашего войска... Теперь же, при перемене счастья, мы тем более просим оставить там все и спешить как можно скорее со всем войском вашим к главному стану, давая знать и другим, чтоб спешили сюда же»...
Под Калягиным монастырем 18—19 августа 1609 года произошел новый бой. Тушинцев возглавил Ян-Петр Сапега, прибывший сюда по призыву «царя». У него было 5 полков — его собственный (гетманский), полк Зборовского, полк Лянскоронского, полк запорожских казаков Костенецкого, полк донских казаков Лисовского, а всего 12 тысяч копейщиков. Ему противостояли отряды Скопина-Шуйского и шведский отряд Христиерна Зомме.
Здесь Шуйский впервые применил заграждения из вкопанных в землю кольев (рогатки). Когда конница Сапеги пошла в атаку, ей пришлось останавиться перед рогатками, тогда как московиты и шведы вели по ней ружейный огонь. Тогда Сапега спешил часть своих людей и они нанесли удар во фланг. Ожесточенное сражение продолжалось в течение 7 часов, но не дало перевеса ни одной из сторон. В «Новом Летописце» сказано: «Под Калягиным монастырем бывшу бою великому и отойдоша на обе стороны ничего не зделаху».
Все же один результат был: Сапеге не удалось перекрыть дальнейшее продвижение Скопина-Шуйского в замосковные города. 10 сентября его войска освободили Переяславль, хотя сам Скопин торжественно вступил в Переяславль лишь 6 октября.
Ав районе Москвы, говоря современным языком, тем временем шла позиционная война. У «царя Дмитрия» не было сил штурмовать столицу, у «царя Василия» — сжечь Тушино. На северо-западных окраинах Москвы постоянно происходили стычки московских войск с тушинцами.
5 июня 1609 года очередная стычка переросла в большое сражение. Польско-литовский отрад Николая Мархоцкого отогнал дозор московитов и раскинул бивак на берегу реки Ходынки. Но испуганные воеводы доложили царю Василию, что на Москву пошла вся тушинская рать.
Тогда по царскому приказу против Мархоцкого выступило большое войско. На его флангах была конница, в центре двигался Гyляй-город, то есть несколько десятков возов, защищенных толстыми дубовыми щитами. На возах сидели стрельцы и вели огонь через бойницы.
Между тем к коннице Мархоцкого тоже подошло подкрепление — три хоругви казаков и 400 польских пехотинцев с несколькими пушками. Позже это сражение хорошо описал сам Мархоцкий:
«Тут со своими гуляй-городами подошли москвитяне. Наши не знали о гуляй - городах; завидев неприятеля, они решили, что наступает только московская конница, и поскакали к ней через речку. Три казацие хоругви встали во главе и пошли вперед, за ними поскакала гусарская хоругвь (тому, кто ее вел, не стоит этим хвалиться). Когда казацкие хоругви оказались на поле, из гуляй-городов стали палить, и казаки повернули назад. А гусарская хоругвь пошла вперед и направилась прямо на конницу, надеясь, что если удастся ее смять, гуляй-городы будут нашими. В ответ открылась пальба, в хоругви пало несколько лошадей, но, несмотря на это, отряд налетел на конницу. Москвитяне же, в расчете на прикрытие из гуляй-города, держались так, что приняли на себя удар копий. Затем пошли и другие хоругви, но они уже ничего не изменили. Первая хоругвь, сколько смогла охватить своими рядами, гнала москвитян в спину, другие хоругви пошли в свой черед следом, остальные обратились на гуляй-городы: отбили ружья, посекли пехоту, в пушки впрягли лошадей, чтобы отвезти в обоз. Если бы мы проследили за московской конницей, победа была бы в наших руках.
Московская конница, которую оттеснила первая хоругвь, быстро уходила и, чтобы не было сумятицы, шла почти рядом с нашими. Если бы наши хоругви, не вмешиваясь не в свое дело, обратились на левое крыло, то мы бы одержали большую победу. Но произошла ошибка: хорунжий
первой хоругви, который должен был следовать за своим предводителем, увидев сбоку москвитян, присоединился к тем, кто их преследовал. Хоругви, следовавшие за первой, решили, что она уже смята, и ни с того ни с сего показали спину.
Москвитяне опомнились, насели на нас и погнали, разя, прямо в Ходынку. Свои гуляй-городы они отбили, потому что наши хоругви все до единой вынуждены были спасаться бегством (тогда-то мне ногу и прострелили). Но это было еще не все, чем Богнас наказал. На реке Ходынке у нас было несколько сотен пехоты, — с ее помощью мы могли бы поправить дело. Но пехотные ротмистры, похватав хоругви, побежали первыми; так что, когда дойдет до битвы, плохо, если у пеших ротмистров будут кони.