Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

С того берега Неглинной (это маленькая речушка в городе) снова послышался сильный крик московитов , которые сделали и там на улицах шанцы и сильно били в набат. Тогда эти три роты отважились пойти и туда тоже, и Бог помог им одержать там победу. В течение двух часов они бились

с московитами на одном и том же месте, пока не одолели их. Но затем снова собралась толпа на Покровской улице.

И так как через некоторое время 400 солдатам стало невмоготу так долго и так далеко бегать с тяжелыми мушкетами в руках и столько часов биться с врагом, стрелять, рубить и колоть, то полковник Борковский выпустил несколько отрядов конных копейщиков, которые должны были прийти им на помощь. Поскольку они не могли добраться до московитов на конях по разрытым улицам, полковник приказал поджечь на всех улицах угловые дома, а дул такой ветер, что через полчаса Москва от Арбата до Кулижек была вся охвачена огнем, благодаря чему наши и победили. Ибо русским было не под силу обороняться от врага, тушить огонь и спасать оттуда своих, и им пришлось поэтому обратиться в бегство и уйти с женами и деть ми из своих домов и дворов... В тот день вы горела третья часть Москвы, и много тысяч людей погибло от пуль, мечей и от охватившего их огня».

БуссоеК. Цит. Соч., с. 186—187

Разумеется, национал-патриоты придумали совершенно иную версию событий, начавшихся 19 марта. Якобы поляки попытались заставить московских извозчиков поднимать пушки на стены Кремля, те уперлись, началась драка, быстро переросшая в массовое побоище. Характерно, что единственным «первоисточником», сообщающим эту выдумку, является книга «Очерки по истории

СССР. Конец XV— начало XVII в.», изданная в Москве в 1955 году (см. в ней страницу 577). Между тем, Конрад Буссов был непосредственным свидетелем почти всех описываемых им событий или же

лично слышал рассказы таких свидетелей.

Ратники из ополчения Лпунова, успевшие проникнуть в Москву, дрались вместе с горожанами. На Сретенке большим отрядом москвичей командовал князь Д.М. Пожарский. К нему присоединились пушкари из находившегося рядом Пушечного двора. Пожарскому удалось выстроить острожек (укрепление) у церкви Введения на

Лубянке, который закрывал выход из ворот Китай-города. Отряд Ивана Бутурлина сражался возле Яузских ворот, а дворянин Иван Колтовской занял Замоскворечье.

Но к середине дня 20 марта бои шли уже только на Сретенке. Пожарский дрался там до вечера. Вечером он был ранен в голову и вынесен ратниками из боя. Его удалось увезти в Троицкий монастырь. Последнее сопротивление прекратилось. На улицах лежало около семи тысяч трупов.

Многие москвичи, несмотря на мороз, бежали из столицы. Лишь некоторые 21 марта пришли к Гонсевскому просить о помиловании. Тот велел им снова присягнуть Владиславу и отдал приказ своим людям прекратить убийства, а покорившимся москвичам иметь особый знак — подпоясываться полотенцем. Конрад Буссов так написал о последующих днях:

«Так как в течение четырнадцати дней не видно было, чтобы московиты возвращались, воинские люди только и делали, что искали добычу. Одежду, полотно., олово, латунь, медь, утварь, которые были выкопаны из погребов и ям и могли быть проданы за большие деньги, они ни во что не ставили. Это они оставляли, а брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом. Многим польским солдатам досталось по 10,15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном, грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах. На пиво и мед на этот раз и не смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитеких погребах — французского, венгерского и мальвазии.

Кто хотел — брал. От этого начался столь чудовищный разгул, блуд и столь богопротивное житье, что их не могли прекратить никакие виселицы, и только потом Ляпунов положил этому конец при помощи своих казаков»...

Буссое К. Цит. Соч., с. 189

Тяжело раненый Дмитрий Пожарский несколько недель отлеживался у монахов в Троице-Сергиевом монастыре, затем отправился на лечение в свою вотчину Мугреево. Позже именно там он узнал об осаде Москвы первым ополчением, о кознях казаков против Ляпунова и его гибели, о массовом уходе дворян и служилых людей из ополчения.

Что касается Гермогена, то поляки арестовали патриарха и заключили в кремлевский Чудов монастырь. Некоторые российские авторы (например, А.Б. Широкорад) уверяют, будто бы его уморили голодом. Но это неправда. Правда то, что поляки и литвины действительно считали Гермогена «зачинщиком всего мятежа» (что

соответствовало истине) и потому взяли его под стражу. Как пишет Карамзин, /они/ «не пускали к нему ни мирян, ни духовенства; обходились с ним то жестоко и бесчинно, то с уважением, опасаясь народа».