Войны новых технологий

А. Бородай, ставший премьером так называемой ДНР, четко ретранслирует смыслы, которые витают в российской публицистике последнего времени [17]: «Да, действительно выпускник философского факультета МГУ. По взгляду я русский патриот. Может быть, даже меня можно назвать отчасти империалистом, я считаю, что те административные границы, которые были в свое время проведены советскими вождями в унитарном, по сути дела, государстве, сегодня федеративном, не должны разделять русских людей. Какая разница между ростовчанами, допустим, и жителями Донецка. Никакой принципиальной. Ментальной разницы нет совсем никакой. Я не считаю эти границы реально существующими. Они не существуют в реальности на сегодняшний день. Я считаю, что русский народ должен быть единым, должен объединяться постепенно после катастрофы, которая произошла в 1991 году. Ему необходимо постепенно восстанавливаться. Для этого складываются политические, экономические, геополитические условия. Сейчас Россия стала снова активным игроком на геополитической сцене. Раньше она таким в течение многих лет не была. А сейчас стала. Остается это только приветствовать. Русские патриоты могут проявлять собственные инициативы в этом вопросе. Я как русский патриот это и делаю».

Сегодня также поставлен интересный вопрос о том, что нельзя автоматически переносить понятие свободы прессы на телевидение [18]. Телевидение предоставляет меньшую возможность для выбора, чем это имеет место в случае прессы, где выделяют набор отличий в этих двух типах коммуникаций, в рамках которых телевидение отличается в следующем:

• нехватка места и времени на телевидении;

• способ подачи;

• более сильная коммерческая потребность в развлечении, чем в информировании;

• акцент на визуальном действии.

Интересные отличия также находят в следующем: «Сам способ газетного освещения разрешает гораздо больший выбор для читателя. Читатель может выбирать из набора статей. […] В газете читатель может читать одно, игнорировать другое. В телевидении он получает то, что ему дали. Его возможности выбора существенно ограничены». При множестве каналов он получает выбор, но пользуется им для отбора развлекательных программ.

Это связано с тем, что «почти все телевизионные каналы западных стран предлагают более или менее тот же самый политический набор. В противоположность этому печатные медиа предлагают гораздо больший политический набор, чем это есть в телевидении».

Телевидение подает информацию вне контекста. В печатных медиа существует разница между фактом и мнением, новости стоят в контексте. В телевидении зрителю трудно различить факт и мнение.

В этом плане телевидение является идеальным средством для пропагандистов типа Д. Киселева. При этом порождаемое ими мнение оказывается по воздействию сильнее факта, поскольку в нем преобладает эмоциональная составляющая.

По сути, Советский Союз времен перестройки также был опущен в эмоции. Это был не рациональный, а эмоциональный переход к постсоветскому миру. Все возникающие в информационном поле факты несли существенный эмоциональный заряд.

Сегодня и разрабатываются, и анализируются методы, с помощью которых происходит смена ценностной матрицы. Одним из них является «окно Овертона» [19–22]. Там есть ряд шагов продвижения идеи в общественное сознание, первый переход именуется от немыслимого к радикальному. И так постепенно, шаг за шагом, идея становится все более приемлемой.