Войны новых технологий

Однако, с другой стороны, как пелось в песне, «ничто не проходит бесследно». Когда ребенок по пять раз в день смотрит этот мультик, он явно фоново получает информацию, следя за этим простым сюжетом. Какая только это информация? Представляется, что мультфильмы советского времени были более добрыми, даже внешне те герои выглядели добрее нынешних. Детские мозги принимают гораздо больше информации, поскольку правила этого мира еще в них не сформированы. Именно по этой причине существует постоянное внимание к продукции для детей.

Известна, например, жесткая борьба, которую ведет Иран против западной массовой культуры, объясняя это разрушительным ее действием на детей и молодежь. Он создает свои мультипликационные фильмы, своих кукол в мусульманской одежде вместо Барби и т. д. И это тип борьбы через создание своего, а не просто запрета западного (см. только малую толику обсуждения и осуждения этой проблемы [21–26]). Понятно, что в этом случае фильмы и куклы, куда попали также куклы из сериала «Симпсоны», оказались на стыке двух цивилизаций – христианской и мусульманской. Отсюда идет источник запретов.

Китай также активно запрещает западные мультфильмы [27–28]. И в этом случае не слышно таких же возмущенных криков. Винни Пуха запретили по понятным причинам, он стал ассоциироваться с образом первого лица. А остальные, видимо, подпали под общую тенденцию ограничить западную рисованную продукцию, включая книги, из-за вхождения западной модели мира. И тем самым расширяется поле для своей продукции. Кстати, Иран пошел дальше и даже запретил изучение английского в средней школе, чтобы остановить культурное вторжение Запада [29].

Тут важно иметь в виду в оценке этих запретов, что угрозу скорее ощущает тот, кому угрожают, а не тот, кто угрожает невольно и неспециально. И мы, находясь в однотипной цивилизации, не можем адекватно оценить чужую угрозу, а Иран и Китай могут.

Угроза может идти и из другого. Вот мнение П. Феллэн, что все вокруг нас является перформансом: «Перфоманс стал основным объективом для понимания событий таких разных, как война в Ираке и новое видео Мадонны. Мы вошли в пространство, где все является перформансом. Это не значит, что реальность исчезла, но это признание того, что невозможно узнать реальность без понятия перформанса» ([30], см. также [31–33]).

То есть мы ищем словесное выражение опасности, а оно может быть визуальным, поведенческим. Ведь Иран запрещает Барби не из-за слов, а из-за не той одежды, более открытой, чем это требуют его традиции. Иран идет системно, запрещая иностранную музыку [34] и иностранные фильмы [35]. Такое ощущение, что они очень четко учли уроки распада СССР, где также «чужое» входило сквозь массовую культуру, поскольку идеология охранялась всеми силами.

Создается ощущение, что модель мира может разбиваться на части в разного вида виртуальных продуктах, а потом собираться как пазл в единое целое. Отсутствующие сегменты этой модели мира наш мозг сам может восполнять, причем в нужную для него сторону – позитивную или негативную. Отсюда, кстати, наше неприятие позитива в образе негативного объекта или негатива в образе позитивного объекта. Рациональности особой в этом нет, это просто когнитивное сокращение, обеспечивающее нужную скорость обработки информации.

Идет серьезный синтез информационного и виртуального пространств даже в новостях. Пришла мощная актерская манера подачи, когда одного содержания уже мало, нужна настоящая театральная игра. Инфотейнмент в расцвете сил…

Вот как сами российские журналисты оценивают работу своих журналистов-пропагандистов ([36], см. также [37]):

«Киселев, который, казалось бы, пропал с радаров и ослабил хватку, в действительности остается верен себе. Он все так же беспощадно самоуверен и нарочито желчен. В мире Киселева мы по-прежнему „живем в самой прекрасной стране на свете, а все остальные страны нам завидуют”. Не изменились и его мишени. Все с той же брезгливостью и надменностью он рассказывает о США, Европе и Украине, используя все те же старые добрые инструменты»;