Руми наклонился над ней и прижал её голову к земле ладонью. Сильный, красивый, готовый доставить наслаждение зовущему телу.
Я услышала тихое ворчание за спиной. Резко обернулась и наткнулась на укоризненый взгляд огромного кота.
— Извини, — шепнула я на полном серьёзе, — конечно мне нечего делать на, первом в жизни Руми, таинстве любви.
Отступив на несколько шагов, я, под внимательным наблюдением ягуара, пошла в сторону света. Я была настолько возбуждена этой сценой, что, войдя в дом, потянула с себя тунику. Пушак снова повернулся во сне и протянув руку ощупал место, где должна была спать я. Не найдя желаемого, тревожно поднял голову. Я стояла в свете костра, обнажённая, как лесная нимфа. Встав на колени возле шамана я повела плечами и так же по-кошачьи изогнула тело. Пушак прерывисто вздохнул и повёл рукой по ямочке позвоночника до вызывающе приподнятых ягодиц.
Чаупи-тута не узнавал друга. Он сильно изменился, как-будто даже повзрослел. У них стало меньше доверительных разговоров. Только, когда ягуар отправлялся далеко в лес, по своим звериным делам, Руми терял отрешённость, теперь частенько присутствующую в его взгляде.
Только день назад они провели обряд, но даже тело его стало рельефнее и ловчее. Он неутомимо шёл целый день, а ночью, похоже, не спал ни минуты. Вокруг глаз его залегли голубые тени. Движения и взгляды, напряжённые и чувственные, нервировали шамана.
Когда утром ягуар ушёл в лес, Чаупи-тута пошёл к другу, чтоб урвать минутку и поговорить с ним о своих сомнениях.
— Руми, — положил он руку на его плечо, — как думаешь, а может тотемный зверь взять над человеком верх, так, что тот этого даже не заметит?
Жёлто-зелёные глаза парня сверкнули. Чаупи-тута даже испугался. И тут же вдали закричала гарпия. Руми вздрогнул и взял себя в руки.
— Мальчик прав, — шаман подошёл и стал рядом с Чаупи-тута, — зверь пытается подчинить тебя. Ягуар хитёр и независим. Ты думаешь ему нравится подчиняться тебе?
— Я не понимаю… — с юноши сползала его звериная ипостась, — он же подчинился во время обряда.
— Правильно, — шаман старался говорить осторожно и убедительно, — но он будет пытаться вернуть себе свободу через власть над твоими чувствами.
Шаман нагнулся и что-то пршептал на ухо парню. Тот вспыхнул и оскалился. Чаупи-тута вскрикнул. Руми быстро взял себя в руки.
— Я понимаю. я подумаю… — тихо пробормотал он.
Шаман отошёл, а мальчик подёргал, уже совсем успокоившегося друга за полу.
— Что учитель тебе сказал? — торопливо зашептал он.
Руми усмехнулся и тихонько щёлкнул малыша по носу. Было не больно, нр жутко обидно. Чаупи-тута насупился и стал собирать свои вещи.
— Подумаешь, — бормотал он, — какие мы таинственные. А ещё друг называется.
Ему было невдомёк, что парень просто не знает как и зачем говорить маленькому мальчику о той горячей боли желания, которую он испытал впервые в жизни. О пронзительно-сладких ощущениях от тела женщины. О бьющей изнутри мужской силе. При одной мысли об этом внизу живота заныло и он отошёл в сторону, чтоб успокоить взорвавшееся желанием тело.
— Да, я стал мужчиной, — думал он, — но это не значит, что я не могу держать в руках собственные чувства. Тебя ждёт сюрприз, мой хитроумный дружок, на мягких лапках.
Два дня пути до Истока. Если боги будут благосклонны к ним.
18 декабря-19 декабря.
Я дурачилась. Мои гормоны получили выход. После очередного откапывания каменных плит дороги, чтоб убедится в правильности пути, я подпрыгивая, как ровестница Чаупи-тута, запела песенку из мультика.
Я вдруг погрустнела и подумала, что песенка и впрямь по ситуации. Чаупи-тута, конечно, сразу начал приставать с вопросами, и сказка, которой вполне можно было скоротать путь по приевшейся лесной чаще, заинтересовала даже взрослых, но в сущности, чистых и открытых, как дети, мужчин. Но я погрустнела ещё больше, потому, что мне, похоже, никогда не прийдётся баловать сказками своих детей.
Все проявления моего здорового организма говорили мне об этом. Причём с самого утра.
— М-м-да, — подумала я, — первое проявление прогрессорства с моей стороны, понадобится по окончанию последней коробочки с тампонами.
Мои записи превращаются в карту дорог. Сколько я здесь, я всё время куда-то иду.
Но мы торопимся, нам и так пока несказанно везёт с погодой. Дожди обходят нас стороной. После того, как мы вышли на дорогу, идти стало значительно легче. Плотно уложеные плиты, даже засыпаные листвой, превратившейся за долгие годы в почву, всё таки не давали возможности дороге превратится в заросли.
Ягуар показывался редко, но к ночи неизменно возвращался к лагерю и давал нам возможность спать спокойно. Он почувствовал молчаливое сопротивление Руми и подчинился. Или сделал вид.