— О, да, она поняла меня, — воскликнула Устеин. — Все правильно: у меня просто не хватает слов.
Хата хмыкнул:
— Вы можете верить пророкам и прорицателям, если хотите. Но лично я их презираю и гоню их, если увижу, что они бродят по городу. Все это чушь. Она — клеш. Она не знает ничего.
Девушка обратилась к нему, и слова ее были полны яда:
— Это потому, что я знаю, что ты называешь "ничего", потому что я всегда могу проникнуть в твои мысли, в твои планы. Высший народ держит домашних животных! Какая чушь! Домашние животные выше своих хозяев! А все твои знания меньше, чем ничего. Дырка в бублике! Ты видишь только осколки явлений, и никогда не поймешь их сути, никогда не увидишь явления целиком. Это не магия. Это инструмент, который позволяет мне видеть все так, как оно есть. Ты хочешь узнать, что еще я увидела? Я узнала, что ты больше никогда не увидишь восхода солнца на планете!
Хата отшатнулся от нее. Было видно, что девушка напугала его…
— Пошла прочь от меня, ведьма!
— Я ничего тебе не сделаю. Ты сам придешь к тому, что ждет тебя. — Она явно разозлилась и, несмотря на свою хрупкость и отсутствие оружия, стала опасной. Хан обнял ее рукой за плечи, стараясь успокоить. При его прикосновении Устеин пришла в себя.
— Не трать времени на него. Пусть живет, как хочет. Лучше расскажи нам еще одну историю. Он тоже хочет услышать ее. Она сказала:
— О чем?
— О яркой звезде. Расскажи нам ее историю.
— О, я не могу больше пользоваться блоком. Я и так слишком долго работала с ним. Чем больше хочешь получить из него, тем меньше он отдает. — Она выжидающе повернулась к панели пульта. Хан снова включил прибор и проделал всю последовательность вычислений. Он не понимал, что полезного можно извлечь из непонятных символов, кнопок, клавиш, но может быть Устеин видит совсем другое? Ведь видит же она в беспорядочной паутине то, что не могут увидеть они, цивилизованные люди!
— Еще раз, пожалуйста.
Он повторил все снова. Да, сомнений нет. Она видит и понимает все по-своему, но объяснить, как она видит, она не может. Это все равно, что просить двухлетнего ребенка объяснить, как он ходит.
— Достаточно. Я могу воспроизвести все. Но мне нужен сильный свет, дневной свет. Он позволит мне повысить точность движений.
Хан отрегулировал пропускные фильтры и развернул корабль так, чтобы свет звезды попадал в иллюминаторы. Устеин уже была за работой.
Она рассеянно сказала Хану:
— Хорошо, хорошо… — И замолчала, поглощенная своим блоком. Сильный свет звезды проникал в рубку, делая все цвета более контрастными, а тени более резкими. И в этом сиянии стояла маленькая девушка с медными волосами и вертела в руках серебристую миниатюрную галактику. Тело ее было точно сориентировано под углом девяносто градусов к источнику света, Глаза устремлены на сверкающие нити, рот полуоткрыт. Она шевелила губами, как бы произнося что-то. Хан попытался прочесть по ее губам, но не смог. Но вот Устеин вся напряглась. Хан чисто физически ощутил ее напряжение. Паутина двинулась, проволочки затрепетали, и вот появилась совершенно новая конфигурация. Устеин взглянула на нее, ахнула в ужасе и быстрым движением встряхнула блок, уничтожив образовавшуюся картину. Хан уменьшил яркость света и Устеин, двигаясь, как в полусне, аккуратно сложила блок и спрятала его в мешочек. Она встала, но ничего не сказала. Выглядела она, как зомби. Хан прикоснулся к ней, но она не отозвалась на его прикосновение. Он взял ее обеими руками, встряхнул.
— Устеин, что с тобой?!
Голос вернул ее к жизни. Она посмотрела на Хана и кивнула.
— Я сделала ошибку, захотев увидеть слишком много.
— Что ты видела? Как насчет яркой звезды?
Она помолчала некоторое время, прежде чем ответить, как бы пытаясь воспроизвести все в своей памяти. Затем она начала:
— Это было давно, очень давно. Была тьма. Звезды, пустота, одиночество… Но вот возникло что-то. Оно начало распространяться в пространстве. Затем оно начало концентрироваться в одном месте. В клубах пара возникли твердые островки, раскаленные до невообразимо высоких температур. Шло время. Некоторые островки остыли, а другие оставались горячими. Прошло еще невообразимое количество лет. Холодные островки вращались вокруг горячих и горячие постепенно увеличивались в размерах. Но это не могло длиться вечно, и горячие островки взрывались, один за другим.
— Где же мы в этой истории? — спросил Хан.
— Мы где-то около конца. Эта яркая звезда — один из таких островков. И если мы вернемся на планету, то пройдет не больше пяти лет, как солнце взорвется. Это произойдет весной, рано утром. Небо будет чистым, и мы увидим… и…
Она помолчала.
— Что все это значит?
— Ты все видела и не поняла? — спросила Лизендир.
— Я вижу многое, чего не понимаю. Вот так блок и затягивает того, кто хочет получить ответы на непонятное. Ты смотришь, хочешь узнать, что будет дальше и так до бесконечности.
Она помолчала и снова погрузилась в транс, глядя куда-то в никуда. Хан встряхнул ее. Безрезультатно. Только после третьего раза она пришла в себя, обхватила Хана и взмолилась: