— Сатана действует с попущения Бога, чтобы люди не привязывались к тленным благам. Ваш хлеб, и рыба, и стада не откроют вам врат рая. Туда войдут лишь ваши души — чистые, смиренные…
— Дядя Буеслав!
По склону сбегала стройная болгарочка в красном платье и широких шароварах. Черные косы разлетались на бегу. Один из парней будто невзначай откинулся на спину, чтобы заставить девушку споткнуться, но та ловко перепрыгнула — только желтые сапожки взмели песок. Чернец окинул резвую болгарку тяжелым пристальным взглядом и быстро зашагал обратно к развалинам.
— Отец велел передать: думаете еще месяц ловить — платите сразу.
— Пошто спешить? Заплатим рыбой, как условились.
— Отец говорит: пусть заплатят греческим серебром, по драхме с каждого.
Буеслав порылся за широким поясом и достал четыре серебряные монеты.
— Возьми, Чичак. Хоть, по правде сказать, мог бы старейшина Буранбай по серебро сам пойти — за Дунай. Или хоть в Корсун [37]
с товаром.— Думаешь, болгары разучились воевать? Вчера молодой Булан из-за Дуная вернулся. Мне золотые сережки подарил.
Один из парней, рослый, с кудрявыми золотистыми волосами, отвел взгляд. Пальцы его руки впились в песок. Буеслав пригладил усы.
— Вышел-таки из него батыр. Только с антом и ему трудно тягаться. Ант, если сильно осерчает, с самим чертом биться выйдет.
— Правда? — Девушка прищурила глаза. — Говорят, в развалинах злых духов много. Смог бы кто из вас ночью пойти в верхний город на кладбище и спуститься в склеп? Тот, что возле большого кургана. Рядом плита стоит, а на ней — человек с собачьей головой. Греки ограбить склеп хотели, да такое увидели, что со страху в тот же день уплыли. Что, пойдете? Вячко! Любим!
Двое парней нерешительно переглянулись. И тут встал золотоволосый.
— Я пойду! Клянусь…
— Не клянись, Радко! Я знаю, ты всегда правду говоришь. Расскажешь мне завтра, что там в склепе. — И Чичак легко побежала вверх по склону.
Буеслав покачал головой.
— Ну, Радомир, такого и отец твой не творил, когда твою мать похищал. Да знаешь хоть, куда тебя послала стрекоза эта? Ведь то склеп Маркиана Гностика — из колдунов колдуна!
По земляной насыпи, отделявшей высохшее водохранилище от широкой балки, Радко подошел к северным воротам Ольвии. Две могучие башни охраняли ворота, свод которых уже обвалился. За ними начиналась главная улица мертвого города. Дома здесь были заброшены на несколько веков раньше, чем в нижнем городе, и многие из них успели превратиться в бугры, заросшие травой и кустарником. Уцелевшие стены оплетал дикий виноград. Между развалин белели в мертвенном свете луны надгробия. Казалось, давно умершие жители города встали из-под земли и недовольно смотрят на непрошеного ночного гостя, решая — не броситься ли на него всем вместе, не затащить ли в зияющий чернотой вход одного из склепов? Люди на надгробиях пировали и скакали на конях, молились и оплакивали близких или просто глядели на пришельца холодным, немигающим взором. Иногда из склепа или подвала, озираясь, выбегала лиса — может быть, душа погребенного? Вдали захохотал филин…
Резким движением Радко распахнул ворот рубахи. Блеснула бронзовая фигурка Даждьбога — пляшущего, в вышитой сорочке, с топором в руке. «Нечего пугать! Деды наши вас живых не боялись, за море выгнали!»
Но вот слева показалась темная громада кургана. Радко стал рассматривать изображения на надгробьях и тут услышал за спиной тот же зловещий хохот. Юноша резко обернулся, и его взгляд встретился с огненными глазами филина, восседавшего на мраморной стеле. Заметив потянувшуюся к камню руку молодого анта, филин тяжело взлетел и с недовольным криком понесся прочь. Радко перевел взгляд на стелу и увидел на ней полуголого человека с головой шакала. Рядом со стелой чернела узкая длинная яма со ступеньками — вход в склеп.
Юноша хотел уже зажечь принесенный с собой факел, но неожиданно услышал доносившиеся из склепа человеческие голоса. Стараясь не шуметь, он лег на землю у края входной ямы. Говорили по-гречески.
— Так, значит, ты хочешь спасти их души, а они сами того не желают?
— Да, потому что погрязли в языческой скверне, довольны тленным и мнят себя праведными. Так пусть же они узнают страх, страх Божий! Он пробудит их души, ибо страх — начало мудрости.
— И тебе не жаль обречь их на страдания, даже на смерть?
— Земные страдания — ничто перед геенной огненной! Они терзают плоть, но очищают и возвышают дух.
— А свою душу ты не боишься погубить? Или ты забыл заповеди вашего иудейского бога? Насчет убийства, колдовства, обмана…
— Разве Моисей не убил тысячи идолопоклонников, не обольстил маловерных волшебным медным змием? А ведь он узнал заповеди Господа от него самого.
— Клянусь Абрахасом, ты мне нравишься! Не многие способны стать выше закона, которым творец этого скверного мира опутал глупцов. Что ж, я помогу тебе! Да, нужно обратить земную жизнь в ад, чтобы люди смогли предпочесть ей блаженство иного мира… Идем же!