Воины Солнца и Грома

— Люди рода Укиль! Не верьте Кара-Каму: кто одет в черное и живет под землей — служит злым подземным духам! Ромейский шаман, я вызываю тебя на состязание: выйдем в степь и вызовем Железного Волка. И пусть погибнет тот, кто своими заклинаниями не сможет остановить зверя!

Они вместе ушли далеко в степь, а вернулся один отшельник. Люди пошли искать шамана — и с трудом собрали его окровавленные останки, разбросанные в густом ковыле, Несколько человек после этого крестились, и самым первым — богач Кучукбай, известный жадностью и трусостью.

Заговорили об откочевке всем родом на новые земли. Но степь уже была поделена между родами, и Буранбай поехал на поклон к верховному хану болгар-кутургур. Хан посоветовался с главным шаманом и сказал: «Духи открыли; Железный Волк последует за вашим родом всюду. Если хотите — уходите к антам или ромеям, а ваши пастбища достанутся другим родам». Знатные болгары смеялись старейшине в лицо: мол, захотели чужой земли, вот и придумали сказку про Железного Волка.

Тем временем Железный Волк стал приходить ночами в само стойбище. Рода словно не стало. Каждая семья дрожала в своей юрте, слыша скрежещущий вой, и не смела выйти, даже когда он прерывался криками человека. Иногда полог юрты отодвигался, и показывалась серая, тускло блестящая в свете очага голова зверя с красными, будто раскаленное железо, глазами. Все бросались наземь, и глава семьи молил Волка о пощаде, сулил ему лучшую голову скота, а то и уговаривал идти к недругам-соседям: все вдруг вспомнили старые счеты. Волк мог никого не тронуть, но до следующей ночи никто из семьи не доживал. Мертвых хоронили кое-как, а Кучукбай говорил: «Вот как христианский бог карает язычников, что молятся зверям, Так весь род пропадет!»

Но никого из крестившихся Железный Волк не трогал, и скот их оставался цел. Люди еще надеялись на Буранбая, но, когда он вернулся и объявил ответ хана, почти все покинули старейшину и выбрали на его место Кучукбая. В тот же день отшельник крестил их всех разом в лимане. Лишь несколько семей сохранили верность Буранбаю и отеческим богам.

Обо всем этом рыбаки узнавали от Чичак, иногда наведывавшейся в стан. Радко утешал, как мог, девушку. Любим и Вячко охотно покинули бы лиман, но показать себя трусами перед болгаркой, тем более перед Буеславом, не хотелось. А Буеслав и не думал возвращаться раньше срока: от бесов, мол, только на небе спрячешься. Но однажды к рыбакам прибежал батрак Буранбая.

— Буеслав-ака, Радко! Старейшина зовет вас к себе. Беда, большая беда! Чичак увидела проклятого зверя. Лежит теперь, умирает!

Буранбай, постаревший за эти дни лет на десять, встретил их на пороге юрты.

— Здравствуй, Буеслав, побратим! Здравствуй, Радко. Никто не мог одолеть рода Укиль в бою, теперь одолел Кара-Кам — лишил мужества. Они с Кучукбаем хотят снова заселить мертвый город — ромеями и теми из болгар, кто станет жить по-ромейски. А потом сюда придут легионы… Слушай, побратим, — старейшина сжал руками плечи Буеслава и заговорил тихо, но твердо, — если им это удастся, поедем с тобой на север. Поднимем росичей, всех антов и разорим город. Если мой род изменил богам и племени, пусть Тангра покарает его моей рукой, а мне пошлет смерть в бою! Сыновья мои давно погибли, теперь и дочь умирает. Иди к Чичак, Радко, — это она просила позвать тебя. Видит Тангра, ты был бы мне хорошим зятем…

Радко шагнул в полутемную юрту. Чичак, бледная, осунувшаяся, лежала неподвижно на кошме у стенки. Неужели опоздал? Он опустился на колени возле девушки, медленно, боясь ощутить холод мертвого тела, приблизил лицо к ее лицу. Сомкнутые веки Чичак дрогнули, большие черные глаза радостно блеснули.

— Радко! Хороший мой, пришел… Кара-Кам хочет, чтобы я стала монахиней — рабыней его бога, говорит, Христос тогда простит отца, а сам… Смотрит на меня, будто себе наложницу покупает… — Ее маленькая холодная рука сжала руку молодого анта. — Спаси меня, Радко… нас всех… Тебя… вас его зверь боится. Ни разу вас не трогал… Не могу на очаг смотреть… угли красные… словно его глаза…

Радко резко обернулся — к нише с деревянными божками в почетном углу юрты.

— Боги! Боги бессмертные! Пошто ж вы это терпите?! Или… сами себя защитить не можете?!

Глаза его заметались по сторонам и вдруг встретились с взглядом Буеслава.

— Радомир! Готов ли ты с богами говорить или с горя безлепицу несешь?

— Готов! Пусть сама Морана приходит — спрошу ее, за что Чичак погибает?

— Есть у меня секира со святыми знаками. С ней в руках можно богов видеть — только тому, кто уже ничего не боится. А в тебе к тому же — кровь божьих воинов.

* * *