Воины Света. Тайна Кранга

Теперь путь сделался совершенно беспрепятственным. По крайней мере ему предоставлялась возможность в первый раз увидеть при дневном свете кой-какие знакомые вещи и к тому же без спешки, без необходимости оглядываться.

Они молча шли меж изумрудных садиков у домов, похожих на парки, журчавших водопадов, иногда мимо богато одетого обитателя этих мест или потеющего служителя, вспугивая иной раз среди кустов оленя или филопу.

— Как я понимаю, — нарушил молчание Цзе-Мэллори, — каждая башня принадлежит одной семье и потому носит ее фамилию.

— Верно, — ответил Флинкс.

— А вы знакомы с ними?

— С большинством, но не со всеми. Раз уж вам любопытно, я буду называть известные мне, когда мы пройдем мимо них.

— Сделайте милость.

Это казалось глупым, но ведь они платили. Так кто он такой, чтобы оспаривать практичность? К меню присоединится отличное вино…

— …А это, — сказал он, когда они оказались рядом с высокой башней из черного стекла, — дом Малайки. Неудачное имя, сэр. Как я понимаю, на одном из мертвых языков оно означает «ангел».

— Ни один из земных языков не «мертвый», — загадочно поправил Цзе-Мэллори. А потом помолчав, спросил — Это тот, по имени Максим?

— Ну, да. Я-то знаю, потому что в прошлом несколько раз выступал здесь на вечерах. Этот, следующий, желтый…

Но он увидел, что они не слушают. Оба остановились у черной башни и уставились вверх — туда, где верхние этажи окружали протоверанды из розового хрусталя, занавешенные пышной зеленью висячих лоз и воздушных кустов.

— Просто случайность, — услышал он замечание Трузензюзекса, — что вы знаете друг друга. Это может облегчить определенные дела, а может и нет. Идемте, мы нанесем визит вашему мистеру Малайке.

Флинкс был совершенно ошеломлен. Не потому ли они в первую очередь наняли его? После короля и его министров семьи дралларских торговцев, кочевников, отправившихся проявлять свои таланты вне планеты, являлись самыми богатыми и могущественными. А некоторые, возможно, были и побогаче, так как величина крупных состояний — такое дело, куда даже и монарх не мог соваться безнаказанно.

— Это всего лишь шапочное знакомство, сэры! Что заставляет вас верить, что он сделает что-нибудь иное, кроме как выпрет нас пинком под зад? Что заставляет вас верить, что он хотя бы встретится с нами?

— А что заставляет вас думать, что мы можем войти в ах — какой — недоступный..? — уверенно ответил вопросом Трузензюзекс. — Он встретится с нами.

И двое направились по мощеной дорожке к большой арке входа в башню, а крайне раздраженному и озадаченному Флинксу осталось только последовать за ними.

Двойные двери из простого резного хрусталя вели в коридор под куполом, установленный статуями и увешанный картинами и мыслеграммами, в которых даже неопытный глаз Флинкса мог распознать большую ценность. В противоположном конце находился единственный лифт.

Они остановились перед выложенным платиной деревом. Из решетки репродуктора на одной из стен их приветствовал механический женский голос:

— Добрый день, господа, и добро пожаловать в дом Малайки. Будьте добры сообщить о своем деле.

Ну, теперь-то они покончат с этой дуростью! Требование предъявили в высшей степени любезно, и окружение тут приятное. Он заметил уголком глаза искусно разрисованную ширму, чуть колыхаемую слабым ветерком коридорных вентиляторов. За ней, несомненно, находилось наведенное на них дуло лазерной пушки или другого негостеприимного прибора. В коридоре царила идеальная прохлада, но тем не менее он почувствовал, что начинает потеть.

— Бывший Второй советник и социолог Бран Цзе-Мэллори и старший философ Эйнт Трузензюзекс выражают свое почтение Максиму из дома Малайки и желали бы побеседовать с ним, если он дома и расположен к этому.

Разум Флинкса внезапно распахнулся от рванувшихся к выходу мыслей. Не удивительно, что они так легко прошли мимо охранника у ворот! Церковник и чистый ученый, да притом высокого ранга, хоть Цзе-Мэллори сказал «бывший». Второй советник — это по меньшей мере планетный уровень. Он был менее уверен насчет важности Трузензюзекса, но знал, что с уважением, испытываемым транксами к их философам и теоретикам, могло соперничать только почтение к самым почетным Матерям Улья И Первым Советникам Церкви. Мозг его переполнился вопросами, окрашенными столь же неуверенностью, сколько любопытством. С какой стати две такие знаменитости сидели в заведении у Маленького Симма? Почему они выбрали в гиды его, юнца, ничто, когда королевский министр мог предоставить им царскую свиту? Ответ на это он прочел легко. Инкогнито: слово, часто произносимое и много подразумевавшее. А в данную минуту что за дела могут быть у двух таких изощренных умов с солидным, твердо стоящим на земле коммерсантом, вроде Максима Малайки!?

Покуда он ошеломленно перебирал эти вопросы, в его мозгу созрело решение.

Решетка репродуктора заговорила вновь: