Войны за Иисуса: Как церковь решала, во что верить

Аттила был настолько опасен, что римляне совершили нечто неслыханное ранее. В 442 году Восточная империя официально признала независимое королевство гуннов, а с 443-го начала регулярно выплачивать Аттиле огромные суммы золотом, чтобы купить с их помощью мир и жизнь. В 447 году Восточная империя пережила катастрофу, которая потенциально могла бы изменить ход истории: землетрясение разрушило легендарные неприступные стены Константинополя. Окажись Аттила со своими войсками неподалеку, история христианской Византии закончилась бы на тысячу лет раньше. Лишь с помощью неимоверных усилий всего населения города – солдат, духовенства, болельщиков амфитеатра и уличных шаек – удалось восстановить стены, чтобы можно было отразить возможные нападения. Хотя кризис миновал, люди как в Восточной, так и в Западной империи понимали, что Аттила просто собирает силы, чтобы нанести свой новый удар[253].

К концу 440-х Римская империя уже потеряла счет своим врагам. Как отмечал историк Приск, кроме Аттилы:

…они также опасались парфян, которые как раз в то время вели подготовку к войне; вандалов, буйствовавших на побережье; исаврийцев, занимавшихся грабежом; сарацин, опустошавших восточную часть империи, и союза эфиопских племен[254].

Подобное сочетание войн и природных катастроф приводило в ужас. Как отмечает Несторий:

…Поветрия и голод, бездождие и град, жара и странные землетрясения, плен, страх и сражения, всевозможные болезни терзали их, но они не могли понять, чем это вызвано… а укрыться от бедствий было негде. Двойная угроза от варваров и скифов [гуннов], которые все опустошали и всех забирали в плен, пугала их, и уже не оставалось надежды спастись, но и здесь они не могли понять, что за всем этим стоят не просто земные причины[255].

В самый разгар богословских баталий 447–448 годов, разделивших весь город, произошло великое землетрясение:

Иные явления можно было видеть в одной части города, иные в другой, и все сотрясло не простое землетрясение, но сие случилось, дабы люди поняли, что Тот, Кто совершает эти вещи, бессмертен и имеет власть над ними[256].

Любой разумный человек должен был сделать вывод, что Бог гневается на свою церковь и что истинные христиане должны выявить и устранить ошибки, которые ставят под угрозу само существование римлян.

Евтихий

На таком фоне разгорелся новый религиозный конфликт, который, как и в 431 году, начался в самом Константинополе. Споры о Нестории вызвали реакцию, в результате которой идея единой природы получила дальнейшее развитие и обрела столь радикальную форму, что стала выглядеть крайностью даже на фоне представлений александрийцев. Главным сторонником этой идеи был архимандрит Евтихий, который считал, что Кирилл сделал слишком много уступок ради примирения с Антиохией в 433 году. Евтихий не соглашался ни в какой форме отделять Сына Божия от человека, сына Марии. По его пониманию, после воплощения Христос обладал одной природой, одной physis, в одном лице. Как считал Евтихий, «Бог родился; Бог страдал; Бог воскрес». Что же тогда стало с человеческой стороной Христа? По мнению Евтихия, после соединения божественного с человеческим у Христа не было иной ousia [сущности], кроме божественной. И он не мог согласиться с тем, что «наш Господь и Бог единосущен нам, но он единосущен Отцу по божеству». Что бы нам ни говорили Евангелия, Христос не мог испытывать человеческой боли и искушений, голода или жажды. Бог явно не был одним из нас[257].