Я дал короткую очередь, Лабус выхватил пистолет. Все равно что палить, раскачиваясь на детских качелях: руки дергало вверх-вниз, ствол то подбрасывало к небу, то тянуло к земле. Перед глазами мелькнула площадка с краном, ушла из поля зрения, возникла опять. Герман, стреляя из арбалета, бежал к толпе карликов, а те валили ему навстречу. Я свалился на бок, кое-как поднялся на колени. Вдруг одна труба глухо загудела, по ней побежала круговая трещина. Герман ворвался в толпу мутантов, расшвырял их, вокруг него образовалось пустое пространство. Качка внезапно прекратилась — трубы застыли.
— Дальше, бегом! — Бугров, вскочив, за шиворот поднял Аню, поволок вперед.
Прямо перед Германом появился вожак. Монолитовец всадил в него стрелу, брюхо здоровяка разорвало… это была последняя стрела, как я понял спустя мгновение.
Мы побежали, я повернул ствол к площадке, стреляя на ходу, стараясь не зацепить фигуру в черном. Герман отбросил арбалет, выхватил пистолет и нож. Карлики окружили его. Монолитовец пристрелил одного, второго, ударил ножом сверху, пробив клинком череп, выдернул, полоснул наотмашь. Сделал еще несколько шагов, двигаясь будто по вязкому болоту, все медленнее… Бросил пистолет и поднял высоко над головой серебристый контейнер.
Бугров крикнул, падая:
— Закрыть глаза!
Я в очередной раз повалился на трубу, зажмурился, накрыл голову руками. Взрыва не было — полная тишина, только белый свет мягко коснулся плотно сомкнутых век и угас.
И когда он исчез, смолкли вопли бюреров и грохот выстрелов — лишь снежная крупа еле слышно шелестела о трубопровод да завывал ветер у стен Саркофага.
— Вперед, — приказал Бугров.
Мы вскочили. Большинство карликов валялись вокруг крана, некоторые стояли на четвереньках, четверо брели куда-то, шатаясь, слепо шаря перед собой руками. Посреди кучи тел лежала фигура в черном комбинезоне.
— Что это было? — крикнул сзади Лабус.
— Артефакты, — не оборачиваясь, ответила Аня. — Аномальная граната, в ней око, кровь камня и еще кое-что…
Проекция очистилась, я видел лишь четыре красные иконки, медленно отползающие от нас. Впереди зеленая сетка изгибалась под прямым углом и тянулась вверх — мы достигли Саркофага.
Бугров и Аня стали подниматься, я убрал винтовку за спину, с разгона прыгнул на поручни. Когда преодолел несколько перекладин-ступеней, лестницу тряхнуло — внизу то же самое проделал Лабус.
До крыши первого яруса добрались быстро. Пробежали по ней, снова прыжок — начались ступеньки второй лестницы. Стало холоднее, ветер усилился. Все повторилось: короткая перебежка — прыжок — лестница. Пологий скат, железные скобы на нем…
И впереди открылась крыша Саркофага. Бугров с Аней ждали за бордюром на краю. Монолитовец скомандовал:
— Курортник, за мной. Замыкающий Лабус,
Мы побежали. Вокруг раскинулись бесконечные бетонные поля, скаты и высокие бордюры, вентиляционные колодцы, карнизы… да уж, здесь есть где спрятаться. Бугров свернул под прикрытие кирпичной башенки, я прыгнул за ним, обернулся — Лабус с Аней не отставали. Жестом приказав нам остановиться, монолитовец выглянул из-за угла. Сверху донеслось сухое и какое-то болезненное, астматическое карканье, Бугров не обратил на него внимания, а мы втроем машинально подняли головы. От крыши башенки к бордюру вдалеке тянулся ржавый прут, там в ряд сидели тощие вороны и мрачно пялились на нас.
— Сто раз ее на фотках видел, а не думал, что такая здоровая, — пробормотал Лабус.
Он имел в виду вентиляционную трубу, которая возвышалась над всем окрестным пейзажем. Полосатый красно-белый цилиндр был окружен каркасом жесткости, состоящим из штанг и шести горизонтальных дисков.
— Почему встали? — спросил я.
— Штурмовики могут быть где угодно, — ответил Бугров, не оборачиваясь.
Лабус напомнил ему:
— Ты говорил, мы в тылу у них появились, они нас вообще прощелкали.
Монолитовец оглянулся. Его лицо расцвело, лоб разгладился, мне даже показалось, что узкие прямые губы едва заметно изгибаются — офицер улыбался.
— Скорее всего, штурмовиков здесь нет, но лучше перестраховаться.
— На проекции пусто, — сказал я. — Хотя после того бассейна с водой БТС может глючить.
Бугров выглянул опять и наконец решил:
— Это ненадежное укрытие, надо переместиться. За мной!
Может, оно и было ненадежным, но башенка хоть немного прикрывала нас от ветра. Как только мы побежали, сразу стало холоднее. Ветер уже не просто дул — бил мощными резкими порывами, сек лицо каплями и снегом. Ступни утопали в мутно-белой поземке, стелившейся по крыше, как плотная, дрожащая на ветру простыня. Белесая сухая крупа горками накапливалась у бордюров и стен. По небу совсем низко неслись облака — казалось, верхушка трубы погружена в них.
Низко пригнувшись, мы взобрались по скошенной части крыши. Пробежав немного, свернули. Ветер нес снежную пелену, норовил сбить с ног. Бугров тремя длинными прыжками вырвался далеко вперед. Нам осталось преодолеть последнюю небольшую лесенку у самого основания трубы.